Александр Косарев - Глаз Лобенгулы
— Значит… добыл, ну-у… почти что как заработал.
— Странно всё как-то, — приподнял старпом выцветшие брови. — Разве в нашей стране можно заработать на поездку в Африку? Зарплата большая или премию за что-то получил?
— Ох, Владимир Васильевич, — скептически усмехнулся я, — вы в этой глуши совсем от жизни отстали! Какая зарплата? О чем вы говорите? В России всё перевернулось с ног на голову! Это раньше у нас человек человеку был друг, товарищ и брат, а теперь — волк, мерзавец и гад! Союз распался, каждый сейчас выживает, как может. Кто получше устроился, кто — похуже, а некоторым и вообще жить не на что стало…
— А куда же власть смотрит, правительство, наконец? — продолжал удивляться дядя.
— Нынешние власть и правительство, дорвавшись до гигантской кормушки, заботятся прежде всего о своих кошельках и думают только о собственной шкуре. Надежда на одно: авось, когда карманы набьют, и обратят всё-таки внимание на нужды простых людей…
— Плохо дело, — нахмурился дядя. — Выходит, в России опять смута началась… Видать, никак русскому народу без этого не обойтись.
— Может, и так, — подсунул я ему мелко нарезанные кусочки жареного мяса, — но вас-то теперь, я надеюсь, судьба ждет получше, вам больше повезло. Вернетесь ведь уже в почти европейскую державу — пусть и маленькую, но зато независимую Латвию! Положат вам пенсию от Евросоюза, Кристинка отучится — откроет кондитерскую лавку… Не жизнь, а праздник!
— Честно сказать, вовсе не о такой жизни мечтал я все последние годы, — недовольно нахмурился Владимир Васильевич. — Да, надеялся, конечно, рано или поздно вернуться домой, но — в Союз, в страну победившего социализма!
— А вернетесь в страну победившего капитализма, — хохотнул я. — Впрочем, что это мы всё о политике да о политике? Ешьте лучше, вам сил нужно набираться. Отдыхать осталось максимум час, а потом — снова по коням!
— А куда мы, кстати, направляемся? — поинтересовался наконец старпом. — И кто эти люди, что едут с нами? Они, кажется, представились ночью, но я тогда словно в дурмане каком-то был и, к сожалению, имен их не запомнил…
— Девушку зовут Найтли Лау, она дочь моего знакомого золотопромышленника из Южной Африки. А второй спутник — ее телохранитель, Вилли Зомфельд, он родом из Германии.
— Ну и жизнь пошла, — покачал головой дядя. — Золотопромышленники, охранники тела… А почему, позволь спросить, они едут с нами? Или у тебя с этой девицей роман? Если так — поздравляю! На лошади держится, словно королева! Да и глаза… ишь, прямо как звезды горят!
— Согласен, — кивнул я, — девушка она замечательная. Это вы еще в вечернем платье ее не видели — вообще глаз не отвести!
— То-то я заметил, ты на нее всё время поглядываешь, — подмигнул дядя.
— Нет, нет, это совсем не то, о чем вы думаете! Я ведь уже несколько лет как женат, так что стараюсь соблюдать дистанцию. Тем более с дочерью человека, который во многом помог мне. Просто… просто так сложилось… — разумных слов и аргументов не хватало, — короче, просто я не смог отказать ей в совместной поездке.
— Пусть так, — хитро улыбнулся дядя в усы, — только, чувствую, будет у тебя с ней продолжение…
— Ох, Владимир Васильевич, — искренне вздохнул я, — мне, честно говоря, сейчас не до романов. Выпутаться бы поскорее из того положения, в котором мы здесь оказались.
Голубые глаза старпома зажглись неподдельным интересом, но тут подошел озабоченный, как всегда, Зомфельд и, красноречиво взглянув на часы, скомандовал подъем.
Лишь поздно вечером, на очередном привале, я вкратце изложил дяде подробности: начиная с момента своего приезда в Лауфилд и заканчивая событиями минувшей ночи. Рассказывая о последних минутах жизни-здоровяка Уно, вспомнил вдруг о снятом с него кожаном мешочке, который я еще днем, когда он начал ощутимо натирать мне шею, переложил в сумку. Теперь же, как бы в подтверждение своего рассказа, я извлек его наружу:
— Вот этот кисет болтался у бедолаги на шее, а я второпях прихватил его…
Глаза Владимира Васильевича расширились.
— Если в нем лежит то, что я думаю, — внезапно охрипшим голосом произнес он, забирая у меня мешочек, — тогда наши с тобой жизни, Сашок, не стоят теперь и полушки.
С этими словами он ослабил затяжку ремешка и высыпал содержимое мешочка в стоящую перед ним пустую тарелку. О дно с характерным звуком звякнули белесые полупрозрачные камешки, а поверх них — треугольный, довольно грубо отполированный кристалл размером с детскую ладонь.
— Нам конец, — нервно отшатнулся Владимир Васильевич, — теперь с нас точно кожу сдерут!
— Из-за этих осколков кварца? — недоверчиво протянул я руку к самому большому и красивому камню.
— Какого кварца?! — дядя уже торопливо складывал камушки обратно в мешочек. — Это, чтоб ты знал, самые настоящие алмазы! Просто они не обработаны, потому и выглядят столь невзрачно. А у тебя в руке — самая главная и ценная реликвия Аминокана, предмет его гордости! У этого камня даже имя есть — «Глаз Лобенгулы»!
— Лобенгулы? — механически переспросил я, не в силах оторвать взгляд от кристалла.
— Я, Сань, хоть и небольшой знаток местных легенд, но слышал, что Лобенгула был самым жестоким и скорым на расправу королем кафров, а этот камень наделен, вроде бы, какими-то магическими свойствами… Кстати, — понизил старпом голос, отнимая у меня кристалл, — а твои друзья в курсе, что ты снял мешочек с Гансези?
— Вряд ли, — пожал я плечами, — откуда? Говорю же, спонтанно всё случилось, по наитию… Я и сам-то сразу об этом забыл…
— Вот и ладненько, Сашок, вот и пусть до поры до времени ничего не знают, — вернул он мне мешочек. И вдруг совсем по-стариковски заскулил: — Вот ведь напасть-то какая!
— Да не волнуйтесь вы так, Владимир Васильевич, — попробовал я ободрить родственника. — Подумаешь, пара горстей алмазов! Зато вернемся в Россию, продадим их, махнем в Канны, Париж с Амстердамом посетим…
— Эх, Саня, Саня, — вздохнул дядя, — как же ты не понимаешь, что похищение такого рода камней не проходит безнаказанно? Самое позднее завтра нас поймают и начнут потрошить, как поросят перед пасхальным разговением… Ведь, судя по всему, Гансези эту сумочку украл, да еще и убежать с ней собирался!… Стоп! — вскинул дядя указательный палец. — А куда ему, собственно, было бежать? Разве что в лагерь, к своему хозяину Мунги. Но тогда, выходит, сам Мунги и заказал ему похищение алмаза?! Теперь понятно, для чего командир дал колдуну взятку и упросил приставить ко мне своего помощника. А тут вдруг и вы со своим предложением насчет моего выкупа очень удачно подвернулись… Вот Гансези, скорее всего, и решил обеспечить себе прикрытие: камни выкрасть, а похитителями в случае чего выставить именно вас! И, думаю, если б не шальная стрела, ему отлично всё удалось бы…
