Сергей Нуртазин - Русский легион Царьграда
Мечеслав посмотрел на человека, державшего на кожаном поводке гепарда.
– Людим?! – удивленно произнес он. – Я же отдал монеты, чтобы выкупить тебя! Почему ты здесь?
– Хозяин забрал откупные, не позволил мне уйти, – понурив голову, ответил улич.
– Я сам знаю, как мне поступать со своими рабами! – сказал патрикий и, посмотрев на Людима, гневно крикнул: – Грязная свинья! Закрой свой зловонный рот и спусти на этих тварей гепарда! Говорят, что руссы хорошие охотники, сейчас мы это проверим!
Мечеслав обнажил меч, шагнул вперед, прикрывая собой отца Дионисия, который пытался вразумить и усовестить негодяя:
– Прекрати это безобразие, ты же патрикий, потомок благородных родителей и христианин! Бог покарает тебя за убийство!
– Но я не буду убивать вас, я даже не притронусь к вам, вас убьет зверь.
– За смерть убитого стрелою отвечает не стрела, а человек, пустивший ее, – сказал Дионисий.
– Я не собираюсь с тобой спорить, монах. Пришло время развлечений. Эй ты, старый пес, – крикнул патрикий Людиму, – спускай гепарда!
– Нет! – ответил улич.
– Что-о-о? Что ты сказал, подлый раб? – раздраженно вскричал Леонтий, направляясь к старику с плетью в руке. От Мечеслава не ускользнуло, как старик что-то негромко сказал гепарду. Зверь, сидевший у ноги Людима, привстал, поводок, удерживающий его, натянулся. – Ах ты, мерзкая скотина! – вскричал разъяренный патрикий, замахиваясь. Людим отпрянул, удар пришелся гепарду. Пятнистая кошка прыгнула на патрикия, вырвав поводок из рук улича. Видя смертельную опасность, грозящую ему, Леонтий быстрым и ловким движением бывалого воина и охотника успел вынуть кинжал, но было уже поздно. Гепард повалил его на землю. Один из его спутников, судя по одежде, внешности и светлым волосам, норманн-телохранитель, шагнул в сторону происходившей схватки, пытаясь помочь хозяину, но был остановлен вторым воином с ромейскими чертами лица. Вскоре все было кончено. На залитой кровью молодой траве лежали два недвижимых тела, зверь и человек, и только Бог мог знать, кто из них был коварнее, злее и хитрее. Отец Дионисий перекрестился. Мечеслав посмотрел на телохранителей:
– Почему вы не поспешили на помощь своему господину?
– Мой друг Феофил остановил меня, если бы не он, я попытался бы помочь господину, – сказал норманн.
– Почему? – спросил Мечеслав, обращаясь к ромею.
– Не ты убил его, – Феофил кивнул на лежащее на земле тело, – к тому же он был плохим человеком, и за это его покарал Бог.
– Я рад, что нам не пришлось скрестить мечи, – сказал Мечеслав, глядя на телохранителей. – А что вы собираетесь делать дальше? – спросил Мечеслав, обращаясь к Людиму.
– Мы скажем, что это несчастный случай, ведь все знали вспыльчивый характер господина и непокорный характер Цербера, – улич лукаво посмотрел на телохранителей, те, переглянувшись, утвердительно кивнули головами.
– А что скажет Никодим? – спросил Людим, обращаясь к стоящему в сторонке с испуганным видом слуге патрикия.
– Он будет молчать, – с угрозой произнес норманн-телохранитель.
– Да, да, я буду молчать, клянусь! Только не убивайте меня, прошу вас! – жалобно пролепетал Никодим, падая на колени.
– А как же ты, Людим? Мы в Русь собрались, может, и ты с нами? – спросил Мечеслав.
– Сейчас нельзя, заподозрят, но позже, думаю, госпожа отпустит меня. Она знает, что выкуп за меня ее муж получил. Она у нас добрая. Не так ли, Гундальф? – спросил старик, с улыбкой поглядывая на норманна-красавца, смущенно опустившего голову.
– Ну что ж, пора и нам, – проговорил Мечеслав. – Удачи вам. Прощайте!
– Да хранит вас бог, – перекрестил их Дионисий.
Оставшиеся на поляне слуги Леонтия долго смотрели вслед путникам, появление которых так много изменило в их судьбах.
* * *– Негодяй получил по заслугам, – сказал Мечеслав, когда они были уже далеко от места разыгравшихся событий.
– Бог наказывает людей за дела грешные, отправляя после смерти их души в ад. Каждому, сын мой, воздастся по делам его. Вот сделал ты добро Людиму, и вернулось оно к тебе. Патрикия же этого Бог покарал зверем хищным за деяния скверные, а тебя уберег от греха. Только Бог вправе распоряжаться судьбами людскими! – произнес наставительно отец Дионисий.
– Но ведь есть и людской суд! Как наказывать зло и не совершать при этом греха, убивая человека недоброго, как? – спросил Мечеслав.
– Черта между добром и злом очень тонка, сын мой. Молись, слушай свое сердце, слушай глас Божий, и разум твой подскажет тебе путь правильный, – ответил Дионисий.
Так, шагая по дороге и сидя темными вечерами у костра, вели они беседы о вере, о Боге, о сущности человеческой и о делах мирских. Дионисий, познавший Ветхий и Новый Заветы, читавший Иоанна Дамаскина, Георгия Амартола, изучивший труды Аристотеля, Платона, Страбона, Геродота и Прокопия Кесарийского, о многом поведал любознательному руссу. Немало узнал Мечеслав о Боге, Иисусе Христе и апостолах Его, о землях дальних и близких, о народах, на них обитающих, об их обычаях и верованиях, о животных, растениях, рыбах диковинных и чудесах разных. Рассказывал Дионисий и о царях, императорах, о войнах и сражениях, о государствах и народах древних, исчезнувших в бурном потоке времени, о сарматах, киммерийцах, гуннах, массагетах, хеттах, предках славян антах, о легендарных амазонках и троянцах. С интересом слушал Мечеслав отца Дионисия, впитывая в себя новые знания и удивляясь обширности мира и его разнообразию. И не казался путь их, проходивший в беседах, долгим и утомительным, и все ближе и ближе с каждым днем были они к своей цели. Незаметно пролетали в дороге дни, и вскоре путники, миновав Никомедию, подходили к проливу Босфор, на другом берегу которого расположилась столица Византийского государства. Приближение Константинополя ощущалось по оживленному движению людей по добротной, выложенной камнем дороге – пешком, верхом на лошадях и осликах, в повозках, запряженных конями и быками. И вот наступил день, когда, отчалив от азиатского берега, небольшое суденышко, поскрипывая и раскачиваясь на волнах, пересекло Босфор, вошло в бухту Золотой Рог и доставило их к гордому Царьграду-Константинополю. Великому в своей святости и пороках, мятежах и триумфах, нищете и богатстве, что стекалось в него со всей империи. Ненасытному гиганту, которого кормили многие тысячи подчиненных базилевса; простые ткачи, землепашцы, рыбаки, рабы. Точнее, не его, а аристократов, придворных вельмож, представителей знатных фамилий и самих базилевсов. Не раз уходил Мечеслав отсюда в походы, не раз возвращался и всегда восхищался искусством и трудом мастеров и простых работников, сотворивших это чудо, тех самых многочисленных людей, живущих в бедности, какой не встречал он на родине, обираемых и унижаемых своими правителями, для которых создавали они все это великолепие. Немало градов повидал Мечеслав, и не было средь них равных Константинополю. Оттого всякий раз по возвращении любовался он им, хоть и дороже было ему, роднее и милее сельцо в лесах радимичских, по которому все эти годы тосковало его сердце.
