Юрий Пульвер - Галерные рабы
Сюда подходят йени-чери. Если вы не присоединитесь к ортам, когда они поравняются с вами, шейте себе саваны! Если решили избрать правый путь, приторачивайте к седлам тюки и переметные сумы для богатой добычи, положите за пазуху кошельки для жалованья.
Так что выбирайте: либо позорная смерть и муки ада, либо победа, прощение султана, благословение Аллаха, слава и богатство!
…Когда янычарская когорта под музыку прошла мимо сипахского лагеря, там уже были убраны повозки из всех проходов. Из каждого вытекал тонкий ручеек конницы. Слившись в одну колонну, сипахи пристроились к «новому войску».
С этого момента для Искандара продолжавшийся бой стал сбывшейся сказкой. Как будто в его безраздельной власти оказался могучий джинн — раб волшебного кольца или лампы, исполняющий любое желание. Каждое решение оказывалось верным, каждый приказ приносил скорую и бесспорную удачу. Бог войны Марс явно благоволил к нему…
Удар конным кулаком по венгерским войскам, лениво осаждавшим возовое укрепление анатолийцев, вызвал у них панику. Отряды Селим-бега бросили повозки и присоединились к сипахам.
Янычары в центре пушечным и ружейным огнем оттеснили и прижали поредевшие немецкие полки к реке.
Вскоре послышались панические крики и вопли с правого фланга: грабившие обоз австрийцы и трансильванцы никак не ожидали возвращения, казалось бы, разбитых татар и румелийцев.
Охваченная паникой союзная армия стала переправляться обратно на правый берег Тисы, с которого всего два часа назад начала победоносную атаку. Искандар приказал преследовать неприятеля по пятам. Нестройные толпы бегущих смяли и расстроили последние резервы, которые герцог лично вывел к переправе, чтобы помочь основным силам отразить турок. Венгры и трансильванцы даже не хотели строиться в боевые порядки. Христиане кричали друг другу «Стой!», но никто не останавливался.
Попытки Маттиаса хоть как-то организовать оборону оказались безуспешными, и он вместе с королем обратился в бегство.
Палфи и Тауффенбах спешно уводили ополченческие отряды.
Ночь накинула на поле битвы черное траурное покрывало, однако сераскер, не давая покоя ни врагу, ни своим войскам, погнал татар и сипахов преследовать гяуров. Тьма не позволила окончательно разгромить побежденных, поэтому войско союзников не распалось полностью.
Весь обоз и артиллерия австрийцев в венгров, однако, достались османам.
— Благодарю за великую победу, Искандар-бег! Ты останешься сераскером до конца похода, — султан сиял от счастья. — После войны займешь место погибшего гениш-ачераса Сулейман-паши.
Искандар повалился ниц, изображая неописуемую радость и благодарность. На самом деле он кипел от злости и разочарования.
«…Неблагодарный ишак! Так-то ты оценил спасение своей жизни, чудесным образом выигранную мной битву, для проигрыша которой ты, недоумок, сделал все, что мог! „Великая победа“, тоже мне! Азраил коснулся мечом только двенадцати тысяч христиан. В то же время двадцать тысяч наших воинов сделались шагидами. Да черт с ними, османами, пусть дохнут. Но если б ты, турецкий ублюдок, недостойный даже той половины греческой крови, что течет в твоих венах, сразу назначил меня командующим, я бы уничтожил всю вражескую армию с малыми потерями. А теперь она хоть и побеждена, но сохранилась в своей основе. Императора Рудольфа не удастся принудить к переговорам. И активную войну ни австрийцы с венграми, ни турки вести еще долго не смогут — нет денег, обе империи и венгерское королевство истощены. Вот цена твоей самонадеянности!
По глупости своей ты и меня обделил наградой: вполне мог бы сделать садразамом! Или хотя бы постоянным сераскером! Впрочем, ждать благодарности от сильных мира сего — все равно что искать шерсть в яйце. Ладно, с паршивой овцы хоть шкуры клок. Жаль Сулеймана, он был верным другом, но его пост мне очень кстати. Став командиром янычарского корпуса, я буду держать ятаган у яремной вены Османской империи».
Китай, провинция Хэнань, город Чжэнчжоу, февраль 1582 года
Конец всегда является началом. И наоборот, начало несет в себе зародыш конца. Они слиты и нераздельны, хотя и противоположны, как силы Ян и Инь. Конец двенадцатой луны — пора завершения зимы. И в то же время — начало весны, нового года, обновления природы и сева.
Новый год в Поднебесной отмечали все. Правда, по-разному. Сто Фамилий[109] — один день. Живущие, как семья Хуа, в домах с красными дверями,[110] — две недели.
К празднику готовились заранее. На восьмой день двенадцатой луны, едва забрезжил свет, служанки начали варить кашу из бобов, орехов, фруктов, сахара и риса. Первую, еще дымящуюся чашку этого вкусного блюда глава семьи, дедушка, отнес в храм предков, небольшое здание с двумя дверями на южной стороне. У северной стены стоял стол с табличками душ. На них красивыми иероглифами были записаны имена — настоящее и посмертное, годы, месяцы, дни рождения, должности покойных предков, а также имена сыновей, поставивших таблички.
Душа человека бессмертна, она переселяется в таблицу и сохраняет все потребности земного тела. Поэтому в храме предков всегда должны быть вино и кушанья — самые лучшие, ибо голодные или недовольные угощением духи могут наслать беды. Предки ведут себя беспокойно, постоянно вмешиваются в дела живущих, влияют на их судьбы. Каждый, обладающий разумом, прежде чем что-либо предпринять, должен подумать, спросить у гадальщиков: а угодно ли это предкам? Вот почему заботу о душах берет на себя старший мужчина в доме или первый сын — продолжатель рода.
После умерших подносилось угощение гостям. У семьи Хуа не имелось родственников в Чжэнчжоу, главном городе провинции Хэнань. Дедушка родился в Северной столице — Бэйцзине, долго скитался по стране, пока, наконец, не осел в Сяньтяне — центре соседней провинции Хунань, житнице Чжунго — Срединного государства. Там появились на свет и отец Хуа То, и он сам. Торговые дела дедушки потребовали переезда в Чжэнчжоу. Так и получилось, что все родичи — и папины, и мамины — остались вдалеке. Ничего, зато на восьмой день двенадцатой луны дом Хуа удостоился чести принять множество друзей и знакомых.
Начиная с девятнадцатого дня на целый месяц закрылись все государственные учреждения-ямэни. В лавках, в том числе дедушкиных, развернулась бойкая торговля одеждой, съестными припасами, хлопушками, курительными палочками и свечами, лубками.
За два дня до праздника дедушка разрешил Хуа То наклеить на створки ворот новые картинки с изображением духов Мэн-шэнь, охраняющих жилище от бед и зол. С рисунка грозно смотрели два брата-исполина с гневными лицами, в угрожающих позах.
