Редьярд Киплинг - Свет погас
— Сколько стоит обстановка моих комнат? — спросил Дик несколько свысока.
— Мне трудно сказать, сэр, некоторые вещи хороши, другие никуда не годятся.
— Они застрахованы на двести семьдесят фунтов.
— Страховые полисы, сэр, не могут приниматься за правильную оценку; впрочем, я не хочу этим сказать…
— Черт возьми все ваши увертки! Как будто я не знаю, что вы хорошо нажились на мне и на других жильцах этого дома и теперь сами задумали снять или открыть доходный дом. Так отвечайте прямо, сколько вы даете за мою обстановку.
— Пятьдесят фунтов, сэр.
— Дайте вдвое больше или я половину переломаю и половину сожгу, чтобы вам ничего не досталось.
Он ощупью добрался до этажерки с альбомами и книгами и выломал один из столбиков красного дерева, поддерживавших его.
— Что вы делаете, сэр! Это безбожно! — воскликнул м-р Битон.
— Это мое добро! Даете сто фунтов?
— Даю, даю… Ведь одна починка этой этажерки мне будет стоить фунта три с половиной, не меньше.
— Конечно. Ну и продувной же вы человек, как я вижу!
— Надеюсь, что я ничем не прогневал никого из своих жильцов, а всех меньше вас, сэр.
— Не будем говорить об этом. Принесете мне деньги завтра и позаботьтесь уложить все мое белье и платье в маленький коричневый чемодан, обтянутый воловьей шкурой. Я уезжаю.
— Но следовало уведомить за три месяца.
— Я уплачу за них полностью, а теперь присмотрите за укладкой и оставьте меня одного.
М-р Битон принялся обсуждать с женой этот внезапный отъезд Дика, и жена решила, что главной виновницей отъезда должна быть эта Бесси, а супруг ее относился к этому более снисходительно.
— Конечно, это очень неожиданно, но это в его характере. Ты только послушай, как он распелся.
Действительно, из комнаты Дика доносилось пение.
Мы не вернемся, ребята, домой,
Мы не вернемся домой никогда!
Мы к черту гостить заберемся,
А уж домой не вернемся.
Не доплывем, так на дно пойдем.
Не доплывем, к водяному сойдем.
Только домой не вернемся!
Только домой не вернемся!
— Мистер Битон! Куда к черту девался мой пистолет?
— Живее! Он сейчас застрелится! Как видно, он помешался! — решила м-с Битон.
М-р Битон заговорил с Диком успокаивающим тоном, но Дик, бешено шагавший из угла в угол своей комнаты, не сразу уловил в его словах обещание все разыскать к завтраку.
— Ах вы, старый болван! — зарычал на него Дик. — Да вы, кажется, вообразили, что я вздумал застрелиться!.. Так возьмите его своими дрожащими руками, только предупреждаю, что если вы дотронетесь до него, то он выстрелит, потому что он заряжен. Он должен быть где-нибудь вместе с моим походным костюмом, вероятно, в ящике на дне сундука.
Дик давно приобрел себе полное походное снаряжение, соответствующее тому, чему его научил его долголетний опыт. И теперь он старался разыскать и проверить на ощупь все это хранившееся где-то в кладовке имущество.
М-р Битон вытащил револьвер со дна чемодана, а Дик ощупывал руками куртку и брюки цвета хаки, голубые холщовые портянки и толстые фланелевые рубашки, лежавшие поверх фляжки, пару шпор и альбом для набросков.
— Это нам больше не нужно, — с горечью заметил Дик, дотрагиваясь до альбома. — Можете оставить его себе, а все остальное уложите хорошенько в мой чемодан, на самый верх, а когда покончите с укладкой, приходите ко мне в студию вместе с вашей женой, вы мне нужны оба. Постойте, дайте мне перо, чернила и лист бумаги.
Нелегко писать, когда человек совершенно слеп, а Дику было особенно важно, чтобы то, что он писал, было четко и ясно написано. И он стал писать, придерживая правую руку левой:
«Неразборчивость этого письма объясняется тем, что я слеп…»
— Хм! Полагаю, что даже законовед не усомнится в этом. Документ должен быть скреплен подписью, но, кажется, не нуждается в засвидетельствовании… Теперь несколько ниже:
«Я, Ричард Гельдар, находясь в здравом уме и твердой памяти, сим заявляю свою последнюю волю и прошу считать таковую моим законным завещанием».
— Ах, почему я не научился печатать на пишущей машинке.
— «Никакого предварительного завещания я до сего времени не составлял и не отменял…»
Так!.. Проклятое перо!.. Где я тут писал? —
«Завещаю все мое состояние, а именно четыре тысячи фунтов и две тысячи семьсот двадцать восемь фунтов…»
— Ах, я никак не могу вывести этого прямо, я это чувствую, — и он оборвал пол-листка и принялся писать снова, особенно старательно выводя буквы, —
«словом, все, что я имею наличными деньгами и бумагами, завещаю», —
далее следовало полное имя Мэзи и наименования тех двух банков, в которых находились его деньги.
— Все это, может быть, и не совсем по форме, но нет ни одной души на белом свете, которая имела бы хоть тень какого-нибудь права оспаривать и опротестовывать это завещание. На всякий случай припишу еще адрес Мэзи… Войдите, мистер Битон!.. Вот моя подпись, я желал бы, чтобы вы и миссис Битон засвидетельствовали ее… Вот так, благодарю вас… Завтра вы проводите меня к хозяину, и я уплачу за три месяца по условию и оставлю у него, так как он нотариус, это мое завещание, на случай, если со мной что-нибудь приключится во время моего отсутствия. Ну а теперь затопим камин в студии, и вы останетесь здесь и будете подавать мне мои письма, записки, рисунки и бумаги, по мере того как я буду спрашивать их у вас.
Никто не знает, пока сам лично не убедится, какой великолепный костер можно устроить из копившихся годами писем, записок, набросков, дневников и всякого рода документов. Дик побросал в огонь все, каждый клочок бумаги в мастерской, кроме трех сильно потрепанных нераспечатанных конвертов. Он безжалостно уничтожал альбомы с рисунками и набросками, записные книжки и совершенно новые и недоконченные холсты.
— Какая бездна всякого хлама накапливается у каждого жильца, который долго живет в одном месте, — заметил м-р Битон.
— Да, действительно, — соглашался Дик. — Осталось еще что-нибудь? — спросил он, шаря рукой по стенам.
— Ничего, а камин раскалился докрасна.
— Прекрасно, а вы потеряли, по меньшей мере, на сто фунтов набросков и этюдов, судя по тому, как мои работы ценились. Ха, ха!.. Ведь я был не кто-нибудь!
— Да, сэр, — вежливо подтвердил Битон; он был совершенно уверен, что Дик помешался, а то он никогда бы не расстался, чуть не за понюшку табаку, со своей ценной и прекрасной обстановкой. Ну а что касается этих холстов, то они только занимают место на чердаках, и потому всего лучше навсегда избавиться от них.