Сергей Удалин - Не ходите, дети...
Постепенно, чтобы совсем не задохнуться, сбросил скорость, перешел на трусцу, потом совсем остановился. Сын кузнеца вопросительно посмотрел на спутника.
– Отбегался я, друг. Сил больше нет, – виновато пожал плечами Шахов. – Боюсь, когда они нас догонят, я и драться-то не смогу.
Чернокожий воин досадливо поморщился, но ничего не сказал. Видел, что белый человек не врет. В таком состоянии с ним и подросток справится. Повернулся к врагам, перехватил поудобней ассегай и вдруг удивленно вскинул фамильные сросшиеся брови.
Преследователи сами остановились в отдалении, у одинокой старой зонтичной акации, и о чем-то оживленно переговаривались между собой.
– А ведь они тебя побаиваются, Шаха! – обрадованно сообщил он спутнику. – Попробуй-ка их еще сильнее напугать. Сделай вид, что колдуешь, помаши на них руками и скажи что-нибудь страшное, непонятное.
– Руками, говоришь? – задумался Андрей. – Не знаю, пошевелятся ли они…
Он с завистью посмотрел на Бонгопу. Вот народ! Километра четыре отмахал и даже не запыхался. Возможно, вспотел чуток, но при таком ливне разве определишь? И те, сзади, наверное, утомились не намного больше. В случае чего и сами помахать руками смогут неплохо. А, ладно, хуже уж точно не будет.
– Эй вы, безмозглые самки павиана, подходите, кому жизнь не дорога! – крикнул Шахов плотной кучке кумальских воинов. – Вы у меня сейчас всю землю на этой поляне съедите. А что не сможете, тем я вас сверху присыплю.
И заметив, что его речь произвела впечатление, добавил уже на родном языке:
– Вас много, а нас – рать. Сейчас увидите, как погибает русский бандит. Вперед, за Родину, за Путина! Аста ла виста, бэби!
Это, конечно, уже не по-русски, а по-терминаторски, но ребята, скорее всего, разницы не почувствуют. Увлекшись новой ролью, Андрей наклонился, подобрал еще не размытый дождем комок земли и бросил в сторону врагов.
Зря Шахов жаловался на бессилие. Бросок получился неплохой, прицельный. Снаряд, пролетев метров тридцать – тридцать пять, расшибся о ствол дерева на высоте в три человеческих роста.
В тот же момент темно-сиреневые тучи над головой, почти неразличимые за струями дождя, вспыхнули ярким, пронзительно белым копьем. И оно с оглушающим треском вонзилось в верхушку той самой акации, в которую метил Шахов.
Раскат грома еще долго звучал у него в ушах. А потом все стихло. Даже ливень. Пахло круто посоленными свежими огурцами. Верхушка дерева едва заметно дымилась. Преследователи если и не все потеряли сознание от электрического разряда, то попадали на землю от испуга. Бонгопа, судя по лицу, готов был проделать то же упражнение.
– Как… ты… это… сделал? – только и смог выдавить из себя храбрый воин.
– Вот и я думаю – как? – прошептал в ответ Андрей, сам ошеломленный последствиями своей выходки. – А еще – кто и зачем?
Он уже свыкся с тем, что в мире существуют колдуны, существует настоящее волшебство, а не киношные спецэффекты. А теперь поверил бы и в ангела-хранителя, уже не в первый раз за последние дни приходящего к нему на выручку. Да хоть в Перуна-громовержца, раз уж он могущественному дяде чем-то так приглянулся. Однако было бы глупо, если бы все старания высшего существа оказались напрасными. На бога надейся, а ноги не забывай делать вовремя.
– Пошли отсюда, пока ребята не очухались, – немного грубовато дернул он Бонгопу за руку. – Ну, что ты на меня уставился? Не я это, мамой клянусь, не я! Пошли, кому говорят?!
– Куда? – растерянно пробормотал сын кузнеца.
– А вот это я у тебя хочу спросить, – невесело усмехнулся Шахов. – Мы с тобой теперь беглые преступники. Нам нужно хорошенько спрятаться, надежно.
Бонгопе не сразу, но все-таки удалось сдвинуться с места, и он поспешил вслед за Андреем.
– Тогда забирай чуть правее, – посоветовал кумало спутнику. – Во всей округе я знаю только одно место, где можно укрыться от воинов Сикулуми. Это лес на горе Нгоме. Говорят, там сейчас обосновались разбойники.
Андрей сбился с шага. Опять разбойники! Не многовато ли их развелось в крохотных владениях вождя кумало? Хотя каков поп, таков и приход. Почему бы, собственно, и нет? Ему, чудом избежавшему смертного приговора, теперь самая туда и дорога. По крайней мере на первое время, отсидеться, пока не прекратятся поиски беглецов. А потом нужно еще раз попытаться выдернуть Гарика из этого гадюшника. Значит, решено. Да и Бонгопе, если разобраться, больше податься некуда. Разве что уйти в другое племя. Но это уж пусть он сам решает.
– Ты пойдешь со мною? – на всякий случай уточнил он. – Вот и славно. Только сначала Мзингву заберем, он меня в пещере у реки дожидается.
– Да, я знаю, – кивнул сын Бабузе. – Я говорил с ним.
Как это – «говорил»? Когда он успел повидаться со Мзингвой? И как вообще нашел эту неприметную пещерку? А впрочем, это Андрей так решил, что о ней никто не знает. А Бонгопа-то местный. Небось в детстве все берега вокруг облазил. А может, и сам ее для какого-нибудь тайника использовал. И был приятно удивлен, встретив в своем секретном месте старого знакомого. Но раз уж они встретились, значит…
– Значит, он тебе все рассказал?
Бонгопа не ответил, а Шахов не рискнул переспрашивать. Бывают такие минуты, когда лучше помолчать.
* * *Позже Бонгопа все же разговорился. Возможно, потому что молчал Мзингва. А это – для тех, кто знавал парня прежде, – труднопереносимое зрелище. Бывший шофер выглядел совсем потерянным. Он даже не поинтересовался, куда его ведут. Немного огорчился, что не сразу в Дурбан, но протестовать не стал и все последующие рассказы выслушал с равнодушным, отсутствующим выражением лица. А может, и вовсе пропустил мимо ушей, сосредоточившись на собственных, видимо, не очень веселых мыслях.
Но сын кузнеца упрямо обращался именно к Мзингве, надеясь хоть как-то его расшевелить. Об отце и других родственниках он, понятное дело, не вспоминал. А вот про разбойников сообщил немало интересного. Пожалуй, даже с избытком.
По его словам, лихие люди поселились на горе Нгоме недавно, недели две назад. Сначала их там было не больше полутора десятков, а сейчас численность шайки, по всей видимости, перевалила за сотню. Разбойники построили в лесу настоящий большой крааль и живут там обычной для здешнего народа жизнью. Мужчины ухаживают за скотом, женщины следят за домом и копошатся на крохотных участках, засеянных кукурузой. Правда, женщин и детей в лагере совсем мало. А мужчины, помимо пастушеских обязанностей, заняты грабежом соседей. Которые, не будь дураки, постепенно перебираются от подножия горы в более безопасные места.
