Сергей Шведов - Поверженный Рим
– Но мы же не собираемся оспаривать решение римского сената? – обиженно надул толстые губы Аркадий, явно недовольный стараниями Евтропия смягчить высказанную им мысль.
Ответом Аркадию было молчание. Божественный Феодосий, к слову, на римский сенат не обращал никакого внимания и правил империей по собственному разумению. В Константинополе уже забыли, что такое сенат и как следует относиться к его решениям. И вот теперь божественный Аркадий не просто вспомнил об этой римской причуде, но и собрался поддержать решение сенаторов, впавших, по слухам, в маразм. Слов нет, божественный Аркадий сейчас не располагает достаточной военной силой, чтобы выставить за порог наглого пришельца Руфина, но это вовсе не означает, что он должен признавать его назначение законным. В ближайшем окружении Аркадия собирались потянуть время. То есть не отвергать с порога претензии Руфина, дабы не ссориться сразу и с Римом, и с Медиоланом, и с варварами, а задушить патрикия в объятиях, не допуская к принятию важных решений.
– Я свое слово сказал, – нахмурился Аркадий. – И, значит, быть по сему.
Квестору Саллюстию пришлось выслушать немало злых слов и от магистра Евтропия, и от комита Петра. Особенно усердствовал Евтропий, толстый и необычайно хитрый евнух, успевший втереться в доверие не только к императору Аркадию, но и к епископу Нектарию. Неприязненное отношение евнуха к квестору не было тайной ни для самого Саллюстия, ни для чиновников свиты, присутствовавших при разговоре. Саллюстий, поначалу растерявшийся от сыпавшихся на его голову обвинений, постепенно пришел в себя и даже огрызнулся в сторону обнаглевшего Евтропия.
– Тебе, сиятельный магистр, следовало бы давно объяснить Аркадию, кто такой патрикий Руфин, а не перекладывать эту ношу на человека, только вчера вернувшегося в Константинополь.
Квестора Саллюстия неожиданно поддержал епископ Нектарий, в доме которого и происходил этот неприятный для многих разговор. Высшие чины империи собрались для того, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию и найти управу на человека, способного ввести в смущение умы, и без того не твердые в христианской вере. И Нектарий полагал, что все без исключения христиане должны сплотиться перед грядущей опасностью возрождения язычества. Епископ Нектарий, не в обиду ему будет сказано, порой бывал наивен как младенец. Ему в голову не приходило, что кроме вопросов веры существует еще масса других, тоже далеко не второстепенных. Ну, не могли квестор Саллюстий и магистр Евтропий броситься в объятия друг друга, даже если об этом их попросил бы глас свыше. А у комита финансов Петра были свои обоснованные претензии к магистру Лупициану, который до сих пор не отчитался за деньги, выделенные ему на создание новых легионов.
– Нет уже тех легионов, – взъярился старый магистр, которому надоели придирки желчного финансиста. – В Константинополь возвращаются жалкие остатки. Через месяц-другой я их тебе покажу, высокородный Петр.
– Сделай милость, сиятельный магистр, – елейным голосом пропел евнух Евтропий, занимавший должность магистра двора. – Божественный Аркадий любит наблюдать за марширующими колонными.
– Кто ведет легионы? – спросил епископ Нектарий.
– Комит Гайана, – отозвался со вздохом Лупициан. – Но это не легионы, а толпа варваров, чудом уцелевших в кровопролитной битве.
И тут квестора Саллюстия осенило. Он даже подхватился на ноги, дабы не упустить мысль, спасительную не только для него самого, но и для империи. Епископ Нектарий посмотрел на ликующего квестора с удивлением: ему показалось, что высокородный Саллюстий сошел с ума. Не может же нормальный человек так дрыгать конечностями в доме смиренного пастыря Христова стада. В этом благочестивейшем во всех отношениях доме даже рабы разговаривали шепотом, дабы не помешать невзначай молитвенному общению сиятельного Нектария с небом. Конечно, жилище епископа – это не храм, но воспитанный человек должен отдавать себе отчет, где он находится.
– Комит Гайана – лютый враг сиятельного Руфина, – выпалил Саллюстий и обвел всех присутствующих торжествующим взглядом.
– Можно подумать, что мы друзья префекта, – ехидно ухмыльнулся комит Петр.
– Вы меня не поняли, патрикии, – замотал головой Саллюстий, возбужденный открывшейся перспективой. – Для Гайаны встреча с Руфином смерти подобна. Ведь это именно комит убил Оттона Балта и других готских вождей, у которого с префектом были дружеские отношения.
– И что с того? – нахмурился епископ.
– Магистру Лупициану следует подготовить легионы для парада, дабы божественный Аркадий мог выразить им свою благодарность за верную службу.
– Какая благодарность! – взъярился Петр, вообразивший, что Саллюстий с Лупицианом опять вознамерились запустить руки в казну, доверенную его заботам. – Они потерпели поражение от того же Руфина.
– Теперь у них появился возможность отомстить патрикию за смерть своих товарищей, – криво усмехнулся Лупициан, разгадавший стратегический замысел хитроумного квестора.
– А как же божественный Аркадий? – спохватился Евтропий. – У мальчика доброе сердце.
– Пусть привыкает к крови, – отрезал Лупициан. – Константинополю нужен император, а не ряженая кукла.Руфин был удивлен приемом, оказанным ему императором. Божественный Аркадий подслеповато щурился на нового префекта претория и улыбался. Причем улыбка была открытая, не таившая в себе подвоха. Судя по всему, Аркадий не видел в Руфине врага и, вероятно, искренне полагал, что тот станет опорой империи в нынешнее непростое время. Об этом он, кстати, заявил вслух, в присутствии едва ли не всех чиновников своей свиты. В качестве особого расположения к новому префекту претория божественный Аркадий выкупил у константинопольского купца дворец, в котором Руфин провел молодость, и вернул его законному владельцу. Удивленному Руфину ничего другого не оставалось, как выразить божественному Аркадию горячую благодарность за заботу и заверить его в своей лояльности.
– Я приказал комиту Петру обставить твой дворец, сиятельный Руфин, но не уверен, что он справился с моим поручением.
– В таком случае, божественный Аркадий, я приглашаю тебя осмотреть мой дворец, дабы составить собственное мнение о расторопности комита финансов.
Юный император, неожиданно для многих и в первую голову для самого префекта претория, предложение принял и пообещал навестить сиятельного Руфина в ближайшие дни. Магистр Евтропий даже зубами заскрипел от подобного легкомыслия. Божественный Аркадий превзошел сегодня самого себя. Нельзя сказать, что подобные визиты в гости к чиновникам бросали тень на императора, но, скажем, божественный Феодосий никогда не опускался до столь тесного общения даже с самыми преданными префектами и магистрами. По всему было видно, что Аркадию пришелся по душе сиятельный Руфин, державшийся, в отличие от чопорных константинопольцев, довольно свободно в роскошных покоях императорского дворца, построенного еще Константином Великим.
