Вадим Николаев - Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне!
Святополка же киевляне встретили весьма дружелюбно. Поляки и немцы через пару месяцев покинули Киев. А Ярослав собирался бежать в Швецию, к королю Олафу. Это новгородцы отговорили его и практически заставили отвоевывать Киев. Отвоевать, как известно, удалось. Святополк скрылся неизвестно куда и где-то умер. Но тот летописец, у которого взял эти слова Нестор, указывает почему-то на могилу в пустынном месте. Ты знаешь, князь, отчего так сказано?
– Отчего?
– Вспомни «Левит»: «А козла, на которого выпал жребий для отпущения, поставит живого перед Господом, чтобы совершить над ним очищение и отослать его в пустыню для отпущения и чтобы он понес на себе их беззакония в землю непроходимую».
– То есть, – поразился Мстислав, – летописец намекал, что Святополк – козел отпущения? – Это выражение уже тогда стало нарицательным.
– Да, именно так, – кивнул Григорий. – Обрати внимание и на то, что Изяслав Ярославич назвал своего сына, хорошо памятного всем нам, Святополком. Почему-то никто об этом не задумывается. Значит, тогда бедного князя еще не считали братоубийцей.
– Моя жена Кристина больше не может рожать детей, – произнес Мстислав. – Если бы у меня вновь родился сын, я бы назвал его Святополком.
Григорий считал, что Глеба тоже убили по приказу Ярослава, но произошло это совсем не так, как принято было считать, и произошло позже.
– То, что написано у Нестора, вообще ни в какие ворота не лезет. Если Глеб торопился, желая застать отца живым, зачем он устроил какой-то кружной путь через Смоленск? Я думаю, что он, уже зная о смерти отца, ехал в тот город, где стал князем. Это княжество ему мог дать только брат Борис, получивший златой престол (раз княжил в Киеве). Утверждение Эймунда о разделении земель между тремя братьями, достойное более ранних времен, – это просто ошибка. Он назвал трех самых сильных князей. Русь, конечно, оставалась единой, хотя не в первый и не в последний раз ее постигла междоусобица. Глеб должен был воевать на стороне Бориса и, возможно, погиб в бою.
– Заметь, князь, – сказал Григорий, – никого из своих сыновей Ярослав не назвал Борисом или Глебом, не назвал их христианскими именами Романом или Давидом (Давыдом). Как мог он называть сыновей в честь своих врагов? Только его внуки получили эти имена – Давыд, Роман, Глеб. Причем отец у троих был один – Святослав Второй. Четвертый внук – Давыд Игоревич. Еще язычник Всеслав Полоцкий назвал сыновей Глебом и Борисом.
– Считаешь ли ты, – казалось бы, сбиваясь с темы, спросил Мстислав, – что Святослав Древлянский был убит по приказу Ярослава?
– Считаю.
– Почему же тогда Ярослав назвал своего сына Святославом?
– Святослав Древлянский, – ответил Григорий, – я думаю, не принимал участия в междоусобице. Но, видя братолюбие Ярослава, решил бежать. Ярослав, возможно, опасался, что брат решил собирать войска против него (он не был законным князем, как и его отец, он мог опасаться чего угодно; позже твой тезка, Мстислав Храбрый, подтвердил это). Однако Святослав Древлянский был убит за пределами Руси, вину Ярослава могли предполагать, но доказать не могли. Ярославу даже выгодно было назвать своего сына Святославом.
Мстислав остался вполне удовлетворен таким ответом.
Он поделился с Григорием своими давними мыслями о задуманном аресте Судислава, о возможном отравлении Болеслава Храброго. Григорий вполне допускал возможность этого.
– И ты, – поражался Мстислав, – начинавший править летопись совсем иначе (а точнее, совсем не править), готов написать как правду то, что не доказано, то, что ты… точнее, мы с тобой только предполагаем.
– Я знаю, когда надо молчать, и знаю, когда надо говорить, – смело произнес Григорий. – У нас получилось с Владимиром – спасибо твоему отцу. Надеюсь, что получится с Ярославом и Святополком. И не забудь поблагодарить свою супругу за такую ценную рукопись.
Мстислав снова поехал в Киев. Однако Мономах, не испытывавший никакой антипатии к Ярославу Мудрому, отказался переделывать устоявшийся взгляд на историю. Он позволил лишь написать об убийстве Ярославом новгородцев, о его бегстве из Киева (но не упоминая про мать и сестер), о том, что Ярослав отказался платить дань отцу (хотя это был лишь один из двух возможных ответов на спорный вопрос).
Огорченный Мстислав заговорил о другом – о том, о чем он заговорил бы в любом случае:
– Надеюсь, отец, ты не забыл про мою первую любовь. Я сейчас, как ты знаешь, часто бываю в Ладоге. Могу ли я знать, в какой деревне под Ладогой живет Любава?
– Когда ты был молодым, я бы не ответил тебе, – сказал Мономах. – Но теперь тебе сорок два, на год больше, чем было мне, когда ты отказался от своей девушки и женился на Кристине. Ты отец взрослых сыновей и замужних дочерей. Только… Решай сам, но я бы не стал этого делать на твоем месте. Насколько она моложе тебя?
– На год.
– Ты увидишь постаревшую женщину. Лучше бы она осталась в твоей памяти юной и прекрасной.
– Я уже принял решение, отец.
И Мономах сказал Мстиславу, в какой деревне живет Любава.
Встреча с Любавой
Сначала Мстислав приехал в Ладогу и огорчил Григория, сообщив ему об отказе отца.
– Жаль, – вздохнул монах, – очень жаль. Но о Владимире нам удалось сказать большую часть правды. А Святополк… Когда-нибудь люди разберутся во всем. Ведь есть же сага. А те, кто умеет думать, на Руси никогда не исчезнут.
Потом Мстислав поехал к Любаве. Сердце у него колотилось так, как будто он снова стал юным.
Оказавшись в деревне, он спросил у первой же шедшей навстречу женщины, где живет Любава. Та, поклонившись, рукой показала ему на дом, который находился совсем недалеко, а потом спросила:
– Что, княже, наказывать ее будут?
Мстислав уже давно привык к тому, что его узнают незнакомые люди. Удивил его вопрос. За что должны были наказывать Любаву?
У дома стояла тучная старуха, задумчиво глядевшая вдаль. Не дряхлая старуха, но уже старая женщина. Мстислав понял, что это и есть Любава, пусть ему не хотелось верить в такое.
Любава узнала его сразу.
– Здравствуй, князь, – улыбнулась она, показав, что у нее сохранились не все зубы. – Приехал все-таки. Я уже думала – никогда не приедешь.
Из дома вышел молодой бородатый мужчина. Мстислав понял, что это его сын, старший сын. Тот не без интереса посмотрел на Мстислава (однако не поклонился), а матери не сказал ни слова.
Потом появился мужчина намного старше. Это явно был муж Любавы. Он поклонился Мстиславу, а на жену посмотрел с какой-то лютой ненавистью в глазах. Потом оба сели на коней и ускакали.
– Он тебя бьет?! – крикнул Мстислав, хватая Любаву за плечи. – Скажи, и я прикажу покарать его!
