Александр Крашенинников - Слуга злодея
Но тут лабаз сгорел. Кошкодоев потерял все нажитое за годы и десятилетия, утратил способность думать о чем-то другом, кроме пожара, и не помнил даже, была ли у него когда-нибудь мать и был ли отец. Что уж говорить о Вертухине.
О, великая огнедышащая страсть! О, немыслимое любовное напряжение, рвущее жизнь на куски! О, жесточайший на свете насильник и мучитель, гонящий нас через полмира и превращающий нас в пуделя, а из пуделя обратно в человека!
Конечно же, эта кипящая страсть и подожгла лабаз купца Кошкодоева.
Во время спасительного пожара Вертухин выхватил из огня полмешка муки, кирпич и картофелину. Что делать с этими дарами, он долго не думал. Он вообще не был привычен долго думать. На другой день он уже сидел подле трактира.
— Давно ли ведешь свое дело, добрый человек? — спросил граф Алессандро Калиостро.
— С утра, — сказал Вертухин и внезапно опять посмотрел прямо в темные глаза графа.
Казалось, какая-то новая и яркая мысль начала биться в мозгу Вертухина.
— В Санкт-Петербурге, конечно, было бы прибыльнее, — добавил он с надеждой в голосе, в коем уже угадывался и железный звук уверенности. — Всего несколько дней пути…
Он еще не знал, в каком качестве может пригодиться великому волшебнику, о коем столько говорили еще в бытность Вертухина в Санкт-Петербурге, но был убежден, что графу теперь от него не уйти.
Принесли рыбу, сладкие лепешки и для графа кофе, для Вертухина чай.
Вертухин был обедом недоволен.
— Половой! — крикнул он. — У меня в чашке муха!
— Что ты, барин, она много не выпьет. Она для аромату.
— Распорядитесь, ваше превосходительство, подать мне кофею, — сказал Вертухин. — С сахаром.
Он уже чувствовал себя хозяином положения.
Заканчивали трапезу, когда на улице сделался шум. Вертухин проворно выглянул в окно.
— Граф, вам доводилось наращивать отрезанные ноги и руки? — спросил он, возвратившись за стол и напоследок лихорадочно приканчивая хвост судака.
— Это невозможно сделать! — воскликнул граф Алессандро Калиостро, с опаской оборачиваясь на дверь.
— Что вы говорите? — Вертухин издевательски усмехнулся. — В России сказывают, вы только этим и занимаетесь, — он вынул из зубов пластину чешуи и рассмотрел ее на свет.
Лицо графа стало похожим на запеченное рыбье рыло.
— Готовьтесь, пациентов уже тащат, — сказал Вертухин.
Глава сорок третья
Идиотам — слава!
Граф подбежал к окну. По улице, ведущей к трактиру, тянулась потерпевшая поражение армия. Двое молодцов несли на руках старого одноногого солдата, следом шел человек неопределенной национальности, культяпкой правой руки придерживая лохмотья, за ним, опираясь на руки, мощно бросал вперед обрубок тела безногий инвалид в мундире артиллериста, навылет пробитом временем. Хвост процессии пропадал за пригорком.
Вертухин вылетел в двери.
— Я флигель-адъютант великого магистра графа фон Калиостро! — рявкнул он. — Становитесь в ряд! Целитель будет принимать по очереди. Наращивание одной ноги — алтын. Наращивание двух ног — три алтына.
— Пошто три алтына? — возмутился безногий артиллерист.
Укоризненно смотрели на Вертухина и дырки на мундире, палевые по краям.
— А по то, — в тон артиллеристу ответил Вертухин, — что ноги должны быть одинаковы. Одна нога не может быть длинней другой. Сие искусство требует соблюсти равновесие Земли, Воды и Огня. Это стоит больших трудов.
Артиллерист замолчал, сраженный ученостью флигель-адъютанта великого магистра графа фон Калиостро.
Вперед вышел детина в косую сажень ростом, одетый в модный среди простолюдинов армяк «Баба у меня свихнулась» — с рукавами ниже пальцев. Один глаз у него был замкнут, как совсем недавно у Вертухина, но другой смотрел, и смотрел подозрительно. Из рукава выглядывал кистень.
— Сказывали, старик прозрел на оба глаза за одну баранью кость, — детина оттянул край рукава, показывая Вертухину свою благодарность за неоказание помощи.
— Отмыкание глаз бесплатно! — поспешно сказал Вертухин. — Поелику все глаза в государстве российском должны быть постоянно отверсты. Как звать? — он с почтением наклонил голову.
— Федька Раздеринос! — гаркнул детина прямо в ухо Вертухину, так что гром прошел по всему его телу.
И только Вертухин повел рукою, приглашая Федьку войти, как рука его остановилась, лицо побледнело, а глаза хищно сузились, глядя в печальные просторы полей.
С противоположной стороны, от Москвы, надвигалось другое войско. Трещали по бревенчатым настилам барские кареты, окна коих заполнены были намертво пристегнутыми к волосам разноцветными клумбами, молодцевато скакали ровною обочиной господа в черных фраках и круглых шляпах, а иные в летних кафтанах, холстяных камзолах с серебряными пуговицами и штанах из шелкового голубого репса. Шел и пеший люд, выглядевший победнее, но двигавшийся с той же горячностью.
То были остатки московской знати и горожан, коим еще не довелось хотя бы ущипнуть великого мага и астролога графа Алессандро Калиостро. Остатки были, однако же, немалые и состояли больше из барышень, в помощь коим вызвались благородные господа. Гомон грачей, как охрипшие от усталости медные трубы, висел над сей ордою.
Вертухин повернулся к толпе, собравшейся возле трактира.
— Великий магистр граф фон Калиостро вызывает духов Иоанна Грозного, Софьи Нарышкиной и княжны Таракановой, — сказал он. — Надо подождать.
— Долго ли ждать, мил человек? — спросила побирушка, пришедшая в надежде получить приворотное зелье для пятаков.
— Никто не знает. Княжна не может в тюремное окошко пролезть, — внушительно сказал Вертухин, вошел в трактир и захлопнул дверь.
Граф Алессандро Калиостро, прекрасная Лоренца Феличиане, слуга и служанка сидели с прямыми спинами рядком на лавке, будто в протестантской церкви, и встретили Вертухина взглядами тревоги и надежды.
— Экипаж готов? — спросил Вертухин.
— На заднем дворе, — быстро сказал слуга. — Кучер ждет сигнала.
— Но мы не знаем, в какой стороне Санкт-Петербург! — воскликнула Лоренца.
— Я знаю! — сказал Вертухин.
Ни один верующий не смотрел на Спасителя такими же глазами, как честная компания на Вертухина.
Вертухин медленно прошелся от лавки к окну и обратно.
— Но я не один, — сокрушенно сказал он наконец.
— Сударь, мы берем твоего спутника или спутницу с собою! — горячо воскликнул граф. — Где он?
Вертухин показал в окно на ржавые мощи велосипеда Артамонова, сиротливо лежащие посреди двора.
