Георг Эберс - Сестры
Клеа вошла в храм и, узнав, что маленький Фкло чувствует себя лучше, тотчас отправилась к себе и распростерлась на своем убогом ложе.
Каким постылым, одиноким показалось ей ее жилище без Ирены!
Быстро она поднялась с постели, перешла на ложе сестры и закрыла глаза. Но девушка была слишком возбуждена и утомлена, чтобы спать спокойно.
Непрерывный ряд видений, то радостных, то ужасных, держал ее в постоянном напряжении, не давая крепко уснуть.
Вот послышалась отдаленная музыка, и невидимые руки качали ее.
Образ римлянина царил над всеми другими.
Наконец освежающий сон крепко сомкнул ее веки, и она увидела себя в Риме, в доме возлюбленного, увидела его величавого отца и его почтенную мать — похожих, как ей казалось, на ее родителей, — окруженных важными и суровыми сенаторами.
Глубоко смущенной чувствует она себя среди этих чужих. Все они сперва вопросительно смотрят на нее, но потом приветливо протягивают ей руки.
Благородная матрона приблизилась к ней и дружески привлекла ее к груди, вот Публий открыл ей свои объятия, прижал к сердцу и коснулся губами ее уст… Но вот послышался стук в дверь служительницы, пришедшей будить, как всегда, и Клеа проснулась.
Сегодня она радовалась своему сну и охотно бы уснула еще, но, сделав усилие над собой, поднялась с ложа, и, раньше чем взошло солнце, она стояла у источника и наполняла обе кружки водой для жертвенника бога.
Усталая и полусонная, поставила она золотые сосуды на обычное место и прислонилась к подножию колонны, пока жрец лил воду на землю, в возлияние богам.
Было совсем светло, когда она снова взглянула через зал с колоннадой в преддверие.
Ранний свет играл на колоннах, косые лучи солнца далеко проникали в зал через высокие двери.
Вновь показалось ей это место исполненным божественного величия, и, следуя непреодолимому влечению, девушка распростерлась у колонны и, подняв руки и глаза к небу, горячо молилась. Она благодарила бога за его милость и просила только одного: избавить ее, Публия, Ирену и всех людей от страдания, горя и обмана.
Ей казалось, что в ее наболевшем сердце распустились блестящие, яркие цветы.
У преддверия храма она встретила Асклепиодора, он приказал ей следовать за ним.
Верховный жрец узнал, что она тайно уходила из храма. Когда они остались одни в покоях, Асклепиодор строго и сурово спросил ее, почему она нарушила закон и без его согласия ушла из святилища.
Клеа рассказала ему, как страх за сестру заставил ее пойти в Мемфис, как там она узнала, что римлянин Публий Корнелий Сципион рассмотрел дело ее отца, спас Ирену от царя Эвергета и поместил ее в безопасное место и как она одна среди ночи отправилась в обратный путь.
Верховный жрец, по-видимому, был доволен этими известиями. Когда же молодая девушка сообщила, что из страха за нее Серапион оставил свою келью и нашел смерть в пустыне, Асклепиодор сказал:
— Все это мне было раньше известно, дитя. Да простят боги отшельнику и да будет Серапис милостив к нему, несмотря на нарушенный обет. Его судьба свершилась над ним. Тебе, девушка, при рождении светили лучшие звезды, чем ему, и от меня теперь зависит простить тебя, Это я делаю охотно, и я бы желал, Клеа, чтобы моя Андромеда, когда вырастет, была похожа на тебя. Это высшая похвала, которую отец может сказать дочери другого человека. Как настоятель этого храма, я приказываю тебе носить кружки с водой до тех пор, пока не придет ко мне тот, кто достоин тебя, и не пожелает тебя взять как жену. Я думаю, он не заставит себя долго ждать.
— Откуда ты это знаешь, отец?… — спросила, краснея, Клеа.
— Я читаю это в твоих глазах, — отвечал Асклепиодор и приветливо посмотрел на нее, когда она вышла по его знаку.
Оставшись один, первосвященник позвал писца и сказал:
— Царь Филометр приказал, чтобы сегодня в Мемфисе праздновали день рождения его брата Эвергета. Вели вывесить все знамена, на пилонах укрепить венки из цветов, вывести жертвенных животных и назначить процессию на после обеда. Все обитатели храма должны нарядиться по-праздничному. Теперь о другом. Здесь был Коман и именем царя Эвергета Великого обещал нам наказать своего брата Филометра за то, что он похитил нашу прислужницу Ирену. В то же время просит он меня прислать ему в Мемфис сестру ее, Клеа, для допроса. Но этого мы не сделаем. Сегодня мы опять закроем ворота храма, отпразднуем праздник у себя и не впустим никого в наши стены до тех пор, пока судьба сестер не устроится. Если цари явятся сами и приведут с собой солдат, мы встретим их с подобающим почетом, но Клеа не выдадим, а отведем ее в святая святых, куда Эвергет не осмелится проникнуть. Если мы отдадим эту девственницу, вместе с ней мы отдадим наше достоинство и нас самих!
Писец почтительно склонился и объявил Асклепиодору, что два пророка Осириса-Аписа желают с ним говорить.
Уходя от верховного жреца, в приемной Клеа увидела двух жрецов. Один из них держал в руке ключ, которым она открыла двери могил Аписа.
Она испугалась, и ее врожденное чувство долга внушило ей сейчас же пойти к жрецу-кузнецу и рассказать ему, что она не выполнила его поручение.
Старый Кратес сидел за работой с укутанными ногами, когда вошла к нему Клеа. Он очень обрадовался приходу девушки. Беспокоясь о ней и Ирене, старик почти не спал всю ночь и, вспомнив утром страшный сон этой ночи, окончательно отчаялся в их судьбе.
Ободренная задушевным приветом этого угрюмого старика, Клеа откровенно рассказала ему, почему она не исполнила его поручения.
Кратес пришел в страшное негодование и, бросив об пол железную полоску, над которой работал, стал кричать:
— Так-то ты исполняешь поручения! Первый раз в жизни доверился я женщине, и вот награда! Теперь не жди добра. Если они узнают, что святилище осквернено по нашей вине, то они наложат на меня тяжелое наказание, а тебя накажут заключением и голодом.
— И все-таки, мой отец, — спокойно возразила Клеа, — я чувствую себя невиновной. Может быть, в моем безвыходном положении ты поступил бы точно так же.
— Ты думаешь, ты осмеливаешься это думать? — проворчал старый жрец. — А что, если украли ключ и замок и напрасны были вся моя работа и искусство?
— Какой вор посягнет на священные могилы? — робко спросила Клеа.
— Разве они так неприкосновенны, — перебил ее Кратес, — если такое жалкое существо, как ты, осмелилось их открыть! Но подожди, подожди, если бы только не так болели мои ноги…
— Выслушай меня, — просила девушка, подходя к возмущенному старику. — Ты умолчал о том, что вчера сделал для меня, и когда я тебе расскажу, что я пережила и испытала в эту ночь, тогда ты, наверное, меня простишь, я знаю это.
![Георг Эберс - Тернистым путем [Каракалла]](/uploads/posts/books/166627/166627.jpg)
