Александр Быков - Стылый ветер
«Любой, кто изменит сейчас мир, будет прав», — об этом кричал в его душе пепел сотен сожженных на кострах и кости замученных в застенках, умерших от голода и холода. Мир не должен оставаться таким!.. Об этом кричала душа каждого, шедшего в бой в начавшейся уже бессмысленной бойне, независимо от того, на чьей стороне он воевал.
И Цебеш чувствовал, всем своим нутром ощущал этот крик. «Я дам им того, кого они просят» — так говорила вторая, решительная половина его души. И ни одна из половин не могла победить. Пока не могла.
Но и разум его разрывался пополам. С одной стороны, он должен был быть в Зальцбурге, в компании наверняка уже собравшихся там друзей... Но что он мог им теперь показать? Что, кроме беды, мог принести им он, разыскиваемый инквизицией беглец, потерявший все необходимые для обряда ингредиенты, и главное, потерявший веру в необходимость самого обряда. С другой стороны, он давно уже должен был мчаться в погоню за Марией и похитившими ее албанцами. Но его останавливал вполне резонный вопрос — если все происходившее с ним и Марией читать как книгу из Знаков, поданных Господом, то ее удивительно удачный побег и ранение Цебеша — это не что иное, как сигнал свыше: «Остановись! Ты идешь не туда. Не делай дальше ни шагу!» И то, что он понял потом, на следующий день после ее побега, то ли в яви, то ли во сне увидев себя сражающимся против собственного создания — василиска... «В этот мир идет не Христос. Готов ли ты призвать сюда кого-то другого, призвать того, кто нападет и на тебя так же, как напал на тебя вызванный тобой же василиск?»
Томас склонился над изможденным, осунувшимся лицом Старика. Куском ткани вытер пот с покрывшегося испариной лба и, заглянув случайно в глаза Цебеша, вздрогнул. Вышел из комнаты, непрестанно крестясь.
«Говорят, что в сгоревшем доме, который снимали мы для Марии, нашли кости огромной, размером в человеческий рост, курицы. Господи, помилуй! Хоть бы пан Цебеш поправился. Куда же мы все без него. В какую бездну катится весь этот мир?!»
«Господину комиссару инквизиции, капитану Стефану Карадичу. Срочно. Лично в руки».
Матиш поморщился.
«Все повторяется. Я это, кажется, уже когда-то писал ему. И чем кончилось? — Тяжелая, сбивающая с мыслей боль. Он потрогал уже пропитавшиеся кровью бинты на голове. — Черт! Именно черт дернул меня зайти в тот самый кабак... Вокруг было столько манящих вывесок, ароматов... Но злая судьба всегда, стоит мне только немного расслабиться, кидает приманку. Как тогда, сквозь хмельной угар меня словно кто-то кольнул, и я догнал уже уходившую фрау... Кажется, фрау Хелен. Тогда-то все и завертелось, словно на карусели. Так и теперь... Память на лица. У меня всегда была прекрасная память на лица. И я узнал в кабаке, когда уже был до безобразия пьян: в углу сидит тот самый солдат, что провожал Марию в лавку Трухзеса Фихтенгольца. Тот самый!
Конечно, тогда он был в ермолке и красном кафтане с позументами, а теперь в итальянском камзоле и кожаной шляпе с пером. Но лицо... Я чуть не поперхнулся своей выпивкой, когда понял — вот ОНО! Стефана снова не подвело его звериное чутье на нечисть. Ведь это он послал меня в Линц! Где этот солдат, там и Мария, там и Цебеш! Конечно, я стал за ними следить... Их было двое, этих солдат. Один — которого я узнал, и второй с ним — мне незнакомый. Но они наверняка были вместе. И пили так, словно отмечали какое-то важное, только что удачно законченное дело. А когда я понял, ЧТО ИМЕННО они могут праздновать, то чуть не протрезвел от ужаса...
Одному мне их было, конечно, не взять. Метнулся в трибунал. Собрал несколько человек: двух баварских аркебузиров, еще двух солдат из команды Бибера. О, как мы мчались! Что это была за погоня! Они чуть не ушли у нас из-под носа. Но в телеге, в которой укатили эти двое, была Мария! Я и ее узнал... Какая гонка! Я чуть не свалился с коня. А когда за мостом, после поворота, увидел в двадцати шагах от себя нацеленные прямо на нас мушкеты...
Господи! Наказуешь Ты меня или милуешь? Благо или беда то, что происходит с нами? Воистину, неисповедимы пути Твои. Наверное, я был слишком пьян... Или это просто моя счастливая судьба? Так или иначе, но, пальнув из пистоля, я потерял равновесие и выпал из седла, как раз в тот момент, когда они дали залп из мушкетов... Падая, голову себе разбил о дорожные камни. Но именно это спасло меня от неминуемой гибели. Один из головорезов Цебеша ходил по поляне и добивал всех, кто еще шевелился. Меня он не тронул. Решил, верно, что я до смерти разбился. Немудрено было так решить, когда я лежал в луже собственной крови.
Все, все в руце Твоей, Боже! В живых Ты оставил меня, чтобы направить Твою карающую длань... Амен. Надо писать Стефану. Скорее, и как можно короче. А то они снова уйдут».
И Матиш взялся за перо.
«Опознал в Линце Марию и одного из розыс...» — капрал, морщась от пронзившей голову боли, пошевелил губами, пытаясь произнести то, что собирался написать. — Розыски... выва... е-мых, — плюнул с досады, зачеркнул последнее слово и написал следом: — «Албанца нашел. Погоню за ними... Ранен засаде. Голова. Другие все убиты. Мария и сообщники ушли. Слышал их разговор. Обрывки: „юг, венец“. Шли подкрепление. Матиш».
Поставив жирную точку, Матиш решительно запечатал письмо.
— Бибер! — На лице капрала появилась недобрая улыбка.
— Я здесь! — Лейтенант полиции Христа города Линца вытянулся перед ним по стойке смирно.
— Повезешь это письмо в Грац. Завтра чтобы оно было там. В сопровождение тебе даю последнего своего мюнхенского аркебузира, Тубвельта.
— Да-да, — закивал головой толстяк Тубвельт.
— Слушай внимательно, парень, — продолжил Матиш, обращаясь к баварцу. — Если этот офицер попытается вскрыть письмо, улизнуть или просто поедет в Грац недостаточно быстро, просто застрели его, как пособника еретиков. Таков приказ комиссара Карадича. Понял?
— Да-да! — радостно потер руки баварец.
— А вас, сударь, — повернулся Матиш к Биберу, — я предупреждаю. Письмо важное и срочное. Сколько лошадей вы загоните, меня не волнует, но чтобы завтра письмо было в Граце.
— Но я... Как же можно бросить вверенный мне Линц, отряд полиции?..
— Не беспокойтесь, сударь. Я о них позабочусь. С этого момента я, в соответствии с инструкциями комиссара Карадича, принимаю у вас командование над силами полиции Христа в Линце. А вашу дальнейшую судьбу будет решать сам комиссар. Ступайте!
Бибер открыл было рот, чтобы возразить, но, помедлив, безмолвно захлопнул его, развернулся кругом и на прямых, негнущихся ногах двинулся прочь.
«Интересно, что сделает с Бибером Стефан Карадич, если этот болван подвернется комиссару под горячую руку?» — Матиш от удовольствия сощурился. Он от души посмеялся бы над Бибером подольше. Но нынче его терзали тревога и страх.
