Владимир Кедров - На край света
— Умен ты, Ерофейка, как погляжу! — Стадухин говорил с нескрываемым раздражением. — Пока ты на печке дрых, я уж не единожды пытался купить коч. Нипочем не продают.
— Не продают? — С нарт поднялся высокий, костлявый мужчина и подошел к Стадухину.
Сальник осветил глубокие складки его лица, маленькие прищуренные глазки и сильно развитую нижнюю челюсть, заросшую рыжеватой бородой. Это был Юрий Селиверстов.
— Не продают? — повторил он с выражением глубокого презрения на наглом и грубом лице. — Плевать! Заберем коч силой! Дешевле будет.
Вокруг захохотали.
Стадухин колебался. Ему не хотелось отвечать за похищение коча. Но необходимость спешить и страх, что Дежнев опередит, решили дело. Стадухин согласился.
Оставалось выбрать, чей же коч похитить.
— У этого ощипанного гусака Михалки Леонтьева коч не из важных. Мы его знаем, — сказал Бугор.
— У Кирилки Коткина коч много лучше, — заметил Ерофей Киселев.
— Парус у него знатный, новый, — поддержал Ерофея Иван Казанец. — Вот будет рожа у этого пройдохи Коткина!
На смуглом рябом лице Казанца промелькнуло подобие улыбки.
Сказано — сделано. У беглых казаков уж был опыт кражи кочей.
Через два дня тридцать человек стадухинцев вышли в море на двух кочах. Бугор был поставлен кормщиком коча Коткина.
— Не везет нам с крадеными кочами, — сказал старик Пуляев, обращаясь к своему приятелю, одноглазому Шаламу Иванову. — На первом, щукинском, погиб Иван Редкин. Колупаевский коч отобрал Власьев. Что-то с этим будет?
— Ох, грехи! — ответил Шалам, презрительно оглядывая коч. — Не украли, так взяли, а ворами стали.
Семь суток шли кочи Стадухина, не спуская парусов. Миновали остров Айон. Остался сзади и мрачный утес — нос Эрри.
За носом встретилось множество больших плавучих льдин. На некоторых льдинах лежали моржи, и Стадухин не мог удержаться от соблазна поохотиться.
Зверобои не кололи спавших моржей, зная, что у них кожа собрана в упругие складки, не пробиваемые носками. Расставив носошников и забочешников[121], Бугор приказал «отпрукать» моржей. Промышленники будили моржей криком и бросали в них куски льда.
Моржи просыпались. В этот момент Селиверстов, Казанец и Баранов вонзали в зверей свое оружие.
Разъяренные звери защищались клыками и ластами. Селиверстов добил моржа, в шкуре которого уже торчало несколько носков. Второго моржа удалось убить Бугру. Остальные звери ушли в воду.
— Эй! Лед сзади! — крикнул Иван Казанец, когда распаленный охотой Бугор еще не успел выдернуть рогатины из туши зверя.
Бугор оглянулся. Огромные куски ледяного поля окружали коч.
— Все на коч! — крикнул Бугор.
Оставив убитых моржей, промышленники поспешили на коч, схватили шесты и весла. Напрягая все силы, люди пытались спасти коч.
Бугру не повезло. Льды сжали коч. Услышав треск ломавшегося дерева, люди поняли, что коч гибнет.
— Руби мачту! Парус на лед! — кричал Бугор. — Выноси оружие! Муку!
— Вот те на! — проговорил Евсей Павлов, худощавый парень с землистым цветом лица и бегающими глазами. — Шли пировать, а будем горе горевать!
— Что ни шаг, то и спотычка, — пробурчал Ерофей Киселев, завидовавший, что не он, а Бугор кормщик коча.
— Кабы на коня не спотычка, ему б и цены не было, — возразил Казанец.
В суматохе крушения, когда еще была возможность что-то спасти, Казанец работал быстро, порывисто и сделал, пожалуй, больше всякого другого. Когда же все было кончено, он спокойно смотрел, как льдины размалывали остатки коча.
Придя в себя, Бугор оглядел ватагу. Все пятнадцать человек были на льду. Увы! Мало что удалось спасти из хлебных запасов!
В отдалении на большом разводье разворачивался коч Стадухина. Скоро он подошел к льдине, на которой ютились потерпевшие крушение, и принял их на борт.
Стадухин, разгневанный потерей коча, изругал Бугра, как мог. Обиженный и угнетенный неудачей, Бугор удалился в дальний угол кормы и сидел там молча, ни с кем ни слова.
Стадухину некогда было долго предаваться гневу. Теснимый льдами, он отошел назад, в сторону носа Эрри.
Осматривая берег и горный кряж, тянувшийся вдоль него, Стадухин увидел чуть заметный дымок. Кликнув своего писаря Ивана Казанца и Ивана Баранова, Стадухин указал им на дым.
— Идите и приведите языка. Буду ждать три дня.
Казанец переглянулся с Барановым. Оба воина молча пошли сряжаться.
Стадухин неслучайно выбрал этих людей. Он знал и Казанца, и Баранова. Худощавый, жилистый Казанец служил писарем поневоле. По духу это был отважный воин и сметливый прирожденный охотник. Немногословный, несколько хмурый с виду, он проявлял спокойствие и отвагу в бою, а в поиске был хитер и дерзок.
Иван Баранов, участник первого морского похода Дежнева, отличался упорством. При неудаче он лишь стискивал зубы, играя желваками на скулах, и тотчас же обдумывал новый способ добиться цели. Он редко не достигал ее, будь то преследование зверя или выслеживание противника.
На исходе третьих суток разведчики привели двоих связанных коряков. У Казанца была рассечена щека, а зипун пропитан кровью.
— Наша взяла, хоть рыло в крови, — проговорил он, сбрасывая зипун.
Старый казак Иван Пуляев, опытный лекарь, занялся ранами Казанца. Ему предстояло лечить и раненного в бедро Баранова.
Коряки смотрели гордо и старались не выказывать страха.
Стадухин приказал развязать их.
— Далеко ли Анадырь-река? — спросил Стадухин.
— Не слыхал о такой, — ответил старый коряк, желтое лицо которого было испещрено морщинами.
— Какая река? — спросил молодой коряк с белыми, блестящими зубами. — Вот камень-утес, — коряк показал на горный кряж, — конца ему не знаем.
— Об Анадыре-реке спознал? Где Погыча-река? — добивался Стадухин.
— Не слыхали, не ведаем, — ответили коряки, разводя руками.
Стадухин видел, что они не лгали.
— Прошлый год здесь прошли кочи. Такие, как этот. Семь кочей, — Стадухин отсчитал семь пальцев. — Видели их?
— Видели, — ответили коряки.
— Где они?
— Две больших байдары, как твоя, разбило море. Близко отсель разбило.
— Где люди?
Пленные долго молчали, переглядываясь. Однако, осмелев или устрашась сказать неправду, ответили:
— Наши люди побили их здесь, на земле. Не всех. Остальные жили у моря. Куда ушли, не знаем.
К великому удивлению коряков, Стадухин не убил их после этого признания. Он стал допрашивать их об остальных кочах.
— Куда ушли те пять кочей?
