Луи Бриньон - ДАрманьяки-2
В конце письма стояла размашистая подпись. Сестра Мария медленно сложила письмо и бросила глубоко нежный взгляд на спящего мальчика.
— Так тебя зовут Жан? — прошептала она, вновь опуская руку на голову мальчика. — Тебе досталась тяжёлая участь, но господь не оставит тебя. Он оберегает тебя. Я же буду рядом. Пусть божья милость и воля твоего отца ведут тебя…мой мальчик!
Снаружи раздался топот ног. Зазвучал зычный голос:
— Поднять якорь! Поднять паруса!
Спустя четверть часа французское торговое судно вышло в открытое море и взяло курс на Константинополь. Путь судна лежал через Дарданеллы. Сестра Мария опустилась на колени и, с трудом удерживая равновесие от постоянной качки, стала молиться творцу, прося его избавить от опасностей морского пути. Совершив молитву, она устроилась рядом с Жаном и очень скоро уснула.
Спустя два часа после того, как корабль отплыл, на пристани появились четыре человека в чёрной одежде. Они разошлись в разные стороны, но все занимались одним и тем же, задавали вопросы. Звучали эти вопросы всегда одинаково.
— Не видел ли кто — нибудь…монахиню с мальчиком?
Глава 4
Несколькими неделями спустя, в церквушке Сент Андре, расположенной близ замка Фацензак, появилась молодая женщина в чёрном платье. Это была Луиза- графиня Д'Арманьяк. Она была одна. В церкви находились несколько десятков человек. В основном женщин. Все они усердно молились. Луиза лишь мельком оглядела их. Её взгляд был устремлён в сторону исповедальни, где появился местный священник- отец Бернар. Священник ободряюще улыбнулся Луизе, которая всё ещё стояла у самой двери. Заметив эту улыбку, она опустила голову и быстро направилась в сторону исповедальни. Священник ещё раз улыбнулся ей, когда она входила внутрь. После этого он занял положенное место.
Луиза даже не оглянулась, когда в окошке справа от неё показалось лицо священника. Она ломала руки и смотрела только перед собой, время от времени вздрагивая. И когда это происходило, на лице появлялась лёгкая бледность. Из груди вырвался тяжёлый вздох.
— Что привело вас, миледи? — раздался рядом с ней мягкий голос священника. — Поведайте мне о своих сомнениях, надеждах и иных мыслях. Откройте свою душу, ибо лишь тогда господь сможет понять и простить вас.
— Я грешна, святой отец, — едва слышно отвечала Луиза всё так же глядя перед собой, — я не нахожу покоя.
— Что же вас мучает?
— Ревность, любовь и…ненависть!
— Эти чувства присущи всем нам, ибо господь наградил нас ими. Не всегда они приносят нам радость. В чём же ваша печаль, миледи?
— Я всё ещё люблю своего покойного супруга. И память о нём не даёт мне покоя. Я вспоминаю каждый миг проведённый рядом с ним и понимаю, что никогда больше не испытаю этого счастья. Но ещё больше меня терзает ревность к усопшей девушке, ибо она покоится счастливой. Я живу, когда она умерла, оплакивая моего супруга, — голос Луизы прервался, но лишь на мгновение. Издав глухой стон, она с мукой продолжила: — Но сильнее всего во мне живёт чувство ненависти. Это великий грех, ибо я ненавижу собственного брата и мечтаю о его смерти.
— Брата? Почему же ты ненавидишь его? — раздался осторожный голос священника.
— Он убил моего супруга и…моего сына!
— О смерти графа Д'Арманьяк я слышал. Но о твоём сыне…нет. Молва утверждает, будто он сумел спастись.
— Нет, святой отец, нет, — простонала Луиза, — будь жив мой Жан, я бы наверняка узнала это за прошедшие три года. Его убили. Убили! Я знаю.
Возникло молчание, после которого раздался вкрадчивый голос:
— И у тебя нет никаких сомнений в его смерти?
— Нет. Я жива лишь потому, что у меня есть маленькая дочь- Анна. Она — вся моя радость в жизни. Ей я обязана тем, что не впала в отчаяние. Она дитя любви. Лишь одну ночь мы любили друг друга с супругом. И эта ночь как луч солнца освещает темноту вокруг меня. Я стараюсь не показывать моей печали, но уже сейчас она начинает понимать меня. И я страшусь того, что моя печаль сделает её жизнь несчастной.
— Так постарайтесь обо всём забыть и посвятите все свои помыслы господу и дочери!
— Если б я только могла, — горестно прошептала Луиза, — если б я только могла забыть то мрачное утро, когда потеряла супруга и сына. Если б я только смогла забыть, что человек, которого я любила всей душой…погиб,…считая меня виновной в своей смерти. Как, святой отец? Как мне сбросить с себя эту невыносимую ношу? Страдания и боль стали моим постоянным спутниками. Я и дня не могу прожить без них. Успокоение приходит лишь ночью, когда я засыпаю. А утром,…утром они снова возвращаются и начинают меня терзать ещё сильней. Я больше не в силах выносить эти муки.
— Не знаю, чем тебе помочь…молись нашему господу. Лишь он один способен избавить вас от страданий.
Возникла короткая пауза, после которой раздался голос, полный ненависти и решимости.
— Я хочу убить собственного брата. Я должна его убить. Я не успокоюсь до той поры, пока он не понесёт справедливого наказания. Я убью его, пусть даже ценой собственной жизни.
— Грех говорить такие слова, — нравоучительно заметил священник и продолжал: — Нельзя убить свою кровь. Это величайший грех. Господь не простит тебя.
— Господь и сейчас меня не прощает, — прозвучал непримиримый голос, — я убью его, а потом…мне безразлично,… что произойдёт потом.
— А твоя дочь?
— Моя дочь? — Луиза резко заволновалась, услышав этот вопрос, и впервые устремила взгляд на квадратное окошко, за которым раздавался голос священника.
— Да. Твоя дочь. Ты подумала, что станет с ней, когда ты совершишь этот грех? Она останется одна. У неё нет отца. Не станет и матери. Как она будет жить? И сможет ли жить?
— Вы правы, святой отец, — раздался обречённый голос, — мне ничего не остается, как терпеть и…ждать. Но когда она перестанет нуждаться во мне,…я настигну и убью брата. Клянусь вам перед лицом господа. Я это сделаю…
— Миледи, — начал, было, священник, но его уже никто не слышал. Звук торопливых шагов свидетельствовал о том, что графиня покинула исповедальню. Осознав это, священник вышел вслед за ней. Он не стал оставаться возле исповедальни, а прошёл к одной из женщин, которая, сложив ладони, усердно молилась. Он затеял с ней негромкий разговор. Затем оставил её и отправился в комнату, которая служила ему местом отдохновения. Когда он вошёл туда, его уже ждали. Высокий человек, закутанный в чёрный плащ, не издал ни единого слова. Он лишь бросил на священника вопросительный взгляд.
