Бернард Корнуолл - Стычка стрелка Шарпа
— Главная опасность, — объяснил Эру майору, который не был настоящим майором, — поджидает нас в горах.
— Гверильясы? — несколько свысока осведомился Дюко.
— Гверильясы, майор, быстрее нас. Они оповестят гарнизон Сан-Мигеля о нашем приближении, и у моста нас встретят вызванные из Саламанки подкрепления.
Генерал нахмурился, глядя на карту, потом складка на лбу разгладилась, и кончик карандаша воткнулся в городок восточнее Сан-Мигеля, в самом сердце гор:
— Авила!
— Авила? — недоумённо повторил за ним Дюко.
— Мы направимся к Авиле, и окрестные гверильясы слетятся туда, как стервятники на запах крови… Я пошлю вперёд авангард, скажем, сотни три пехоты. Пока испанские псы будут рвать им глотки и упиваться триумфом, основной отряд успеет незаметно углубиться в горы. Первой пойдёт кавалерия, все две тысячи. Гнать будем что есть духу, не оглядываясь на пехоту, не дожидаясь отставших, не подбирая обезлошадевших. Пехоте (вы пойдёте с ней) понадобится два дня, чтобы достигнуть Сан-Мигеля, может, меньше, если генерал Мишо не станет с ними цацкаться. Моя кавалерия удержит мост до вашего прихода.
Мишо цацкаться не станет, Дюко за этим присмотрит, употребив весь свой авторитет посланца императора.
— Но как быть с подкреплениями из Саламанки, генерал? Думаете, Мишо удастся их опередить?
— Опередить их где, майор? — ухмыльнулся Эру, — Британцы не будут знать, куда слать войска. Я не собираюсь сидеть, сложа руки, до появления вас с Мишо. Мы будем нападать на обозы и резать мелкие гарнизоны. Мы превратим юг Кастилии до ворот Сьюдад-Родриго в костёр, и британцы собьются с ног, пытаясь сесть нам на хвост.
— А пехота?
— А что — пехота? Пехота оседлает мост, прикрывая нам путь отхода.
Дюко одобрил план. План, который выведет из-под удара Мадрид, даст Мармону время собраться с силами и заставит англичан пятиться к Португалии. Превосходный, идеальный план, яркое подтверждение любимого довода Дюко о том, что один-единственный рискованный поступок может переломить ход целой войны. Эру, думал майор, стОит порекомендовать императору. Дюко записал фамилию генерала в блокнот и поставил звёздочку (так он отмечал людей, достойных скорейшего продвижения).
— Выступаем на рассвете, — сказал Эру, — Вечером мои ребята растреплют, что наша цель — Авила. Там есть, де, что пограбить. К завтрашней ночи все до последнего гверильясы округи соберутся у авильской дороги.
А Эру тем временем будет далеко, нахлёстывая лошадь на пути к крепости, гарнизон которой полагает себя в абсолютной безопасности.
Удивительно, с какой скоростью распространяются новости в испанской глубинке. Утром по дороге протащилась ведомая стариком пара волов, силу которых использовали для вращения подающего воду из реки в оросительные канавы колеса, а уже к полудню партизаны Терезы знали о том, что колонна французов движется к Авиле. Слух взволновал Терезу.
— Это святое место! — выпалила она.
— Авила? — поднял брови Шарп, — Чем же?
— Святая Тереза жила в Авиле.
— Ну, тогда, конечно.
Ирония в голосе мужа разозлила испанку:
— Что ты в этом можешь понимать, ты, бесчувственная протестантская скотина!
— Я не скотина. Ни протестантская, ни какая-либо другая.
— Ещё хуже, язычник! — она тревожно посмотрела на восток и добавила уже спокойнее, — Я должна ехать туда.
— Останавливать не буду, — сказал Шарп, — Но мне твоя поездка не по душе.
— Тебе какая разница?
— Твои люди — мои часовые. Если сюда принесёт кого-то нелёгкая с юга, они меня предупредят. Далеко от Сан-Мигеля до Авилы?
Тереза дёрнула плечиком:
— Километров семьдесят-восемьдесят.
— И что в Авиле забыли лягушатники?
— Церковное добро, само собой. Там куча богатых монастырей, собор, базилика Святого Винсента…
— Странный момент они выбрали пограбить, не находишь?
Тереза уставилась на Шарпа. Он задавал вопросы, ответы на которые казались ей очевидными, и испанка начала заводиться снова.
— Это же лягушатники, — хмурясь, объяснила она, — отребье, подонки. Послед сатаны, выползающий из-под его хвоста, когда Господь отвращает светлый лик Его.
— Везде попы спрятали церковные богатства. В Авиле нет?
В церквях бесчисленных городов и весей Испании, где довелось побывать Шарпу, всё, что могло приглянуться захватчикам, было загодя снято и надёжно укрыто. Стрелку вспомнилась серебряная алтарная перегородка, слишком громоздкая, чтобы перемещать, а потому выкрашенная извёсткой в надежде на то, что под побелкой враг не распознает драгоценного металла.
— Откуда мне знать? — огрызнулась Тереза.
— Французы не вчера родились, и милые испанские привычки известны им досконально. Почему же они так стремятся в Авилу?
— Ну, и почему?
— Они хотят, чтобы вы думали, что их интересует Авила, а, когда гверильясы стянутся к ней, лягушатники, избавленные от чужих глаз, преспокойненько прошмыгнут куда им нужно. Куда, вот вопрос, будь он проклят.
Шарп чуял, куда. Чуял сердцем, разум же твердил, вторя Харперу: кому и на кой сдался полуразвалившийся форт у чёрта на куличках? Может, просто у капитана нервишки шалят? Или всё же в нём говорил инстинкт, верно хранивший шкуру Шарпа пятнадцать лет?
— Останься, любовь моя, — попросил Шарп, — Поверь, твоим хищникам и здесь найдётся пожива.
Взобравшись на стрелковую ступень выходящей на мост стены, Шарп крикнул:
— Сержант Харпер!
Ирландец высунулся из часовни, вскинул голову и, жмурясь от солнца, отозвался:
— Сэр?
— Выцыгань от моего имени у майора Таббза фургон и поставь поперёк моста. Сделаешь, возьми двадцать стрелков и займи вон тот хутор, — Шарп указал на ферму, где французы могли расположить пушки, — Давай, действуй.
Неслышно поднявшаяся к нему Тереза мягко коснулась зелёного рукава:
— Ты и в самом деле думаешь, что французы придут, Ричард?
— Не думаю, чую. Чую, понимаешь. Ублюдков вышибли через парадное, и у них одна дорога — прокрасться чёрным ходом.
Вскоре Шарпа нашёл пыхтящий и обливающийся потом майор Таббз. Настроен он был воинственно:
— Кто дал вам право перекрывать мост, капитан Шарп? Это общественное…
Шарп оборвал его:
— Будь у меня в достатке пороха, вообще, взорвал бы его ко всем чертям!
Угрюмое лицо стрелка заставило интенданта сбавить тон:
— Французов же, как будто, не видать? — неуверенно произнёс майор и метнул опасливый взгляд на юг.
Всё дышало покоем. Ветерок распушивал маки, волнами колебал спелые хлеба, увязая в кронах олив. Ни дымных столбов на месте подожжённых деревень, ни клубов пыли, взбитой тысячами подошв и копыт. На земле мир, в человеках благоволение.
