Жюль Верн - Граф де Шантелен
— Эмигрировать! — вскричал граф с болью в голосе.
— Так надо! — твердо произнес Кернан. — В стране, где мы живем, ни вы, ни ваша семья больше не можете чувствовать себя в безопасности.
— Ты прав, Кернан! Комитет общественного спасения непременно развернет жестокие репрессии в Бретани и в Вандее. Победив, они начнут истреблять.
— Все так и будет. Они уже направили своих самых непримиримых эмиссаров в Нант, Затем они доберутся до Кемпера и Бреста, и скоро реки Финистера так же вздуются от трупов, как и Луара.
— Да, — воскликнул граф. — О, жена моя, дочь моя! Прежде всего нужно спасти их! Несчастные и кроткие создания… Но если мы покинем страну, ты последуешь за нами, Кернан?
— Я догоню вас, мой господин.
— Ты не уедешь вместе с нами?
— Нет! Я еще должен шепнуть кое-кому пару слов наедине перед отъездом.
— Этому Карвалю?
— Вот именно.
— Э, оставь, Кернан. Ему не избегнуть суда Всевышнего.
— Мне думается, мой господин, что для него этот суд должен начаться еще на земле.
Граф знал упрямый характер своего слуги и понимал, что тот так просто не откажется от идеи мщения. Поэтому он умолк и обратил все мысли к жене и ребенку.
До боли в глазах всматриваясь в береговую линию, он считал часы и минуты, не думая о сюрпризах бурного моря. Все ужасы этой войны, жестокой и беспощадной с обеих сторон, всплывали в его памяти. И никогда еще его близкие не оказывались в такой опасности. Он видел, как на них нападают, заключают в тюрьму… А может быть, спасаясь бегством, они прячутся сейчас среди этих прибрежных скал, тщетно ожидая помощи? И граф прислушивался, стараясь не пропустить слабый крик среди неистовых завываний бури.
— Ты ничего не слышишь? — спрашивал он Кернана.
— Нет, — отвечал бретонец, — это кричит чайка.
В десять часов вечера зоркие глаза Кернана заметили вход в гавань Лорьян и огонек, слабо мерцающий в сумраке ночи, — форт Пор-Луи. Сначала он направил лодку в проход между островом Груа и побережьем, а затем вновь взял курс в открытый океан.
Ветер оставался по-прежнему попутным, но по силе он больше походил на ураган. Кернану, несмотря на желание поскорее добраться до места, пришлось убрать паруса. Граф принял руль, и лодка с прежней скоростью понеслась по волнам, рассекая носом пенистые гребни.
Уже пятнадцать часов длилось это опасное плавание. Ночь выдалась ужасной. Шторм разыгрался не на шутку. Вид гранитных утесов, о которые разбивался прибой, должен был, казалось, устрашить самых отважных. Суденышко держало курс в открытое море, чтобы избежать многочисленных рифов, которые снискали печальную славу этой части бретонского побережья.
Беглецы ни на минуту не сомкнули глаз. Неосторожное движение руля, секундная растерянность — и лодка тут же скрылась бы в морской пучине. Друзья отчаянно боролись со стихией и черпали силы в воспоминаниях о дорогих им существах, на защиту которых они спешили изо всех сил.
К четырем часам утра ураган начал понемногу стихать, и сквозь просвет в туманной мгле Кернан увидел на востоке очертания Тревиньона. Он едва мог говорить и лишь указал дрожащим пальцем на мерцающий огонек маяка. Граф де Шантелен сложил окоченевшие руки, словно шепча молитву.
Лодка теперь шла по направлению к бухте Форе, расположенной между Конкарно и Фуэнаном. Море стало спокойнее, волнение стихло. Через час лодка наскочила на каменистую гряду у мыса Коз. Столкновение было почти неизбежно, и, хотя Кернан заранее убрал паруса, удар оказался страшным. Преодолев ярость бушующих волн, друзья наконец выбрались на берег. Им казалось, что они еще видят очертания разбитого суденышка среди бурлящей пены прибоя.
— Следов не останется, — заметил Кернан.
— Хорошо! — отозвался граф.
— А теперь — в замок, — сказал бретонец.
Их путешествие длилось двадцать шесть часов.
Глава IV
ЗАМОК ШАНТЕЛЕН
Замок Шантелен находился в трех лье от Фуэнана между Пон-л’Аббе и Плугастелем и меньше чем в лье от бретонского побережья.
Владения графа принадлежали династии Шантеленов с незапамятных времен: этот род по праву считался одним из самых древних в Бретани. Замок строился во времена Людовика XIII,[37] но во всем облике этого сооружения присутствовала та природная суровость, которую гранитные стены придают любой постройке; он казался таким же массивным, величественным и непреклонным, как прибрежные скалы, однако в его архитектуре не угадывалось ни малейшего сходства с крепостным сооружением — ни башен, ни галерей с бойницами, ни потайных ходов, ни сторожевых вышек по углам, напоминающих орлиные гнезда. На мирной бретонской земле феодалам никогда не приходилось защищаться от кого бы то ни было, даже от своих вассалов.
В течение многих веков предки графа практически безраздельно властвовали на своей земле. Шантелены, чуждые лести и угодничеству, были редкими гостями при дворе; их присутствием королевский двор мог похвастать едва ли чаще, чем в триста лет. Эти люди всегда чувствовали себя бретонцами и никогда — французами. Они отказывались признать брак Людовика XII и гордой Анны Бретонской,[38] открыто называя его мезальянсом и даже предательством.
Короли в собственных владениях, они могли быть поставлены в пример королям Франции и даже преподать им урок в управлении государством, что, впрочем, не требовало громких доказательств, ибо Шантеленов всегда любили собственные крестьяне.
Этот аристократический и уважаемый род, отличавшийся мирным нравом, дал стране немного блестящих военачальников. Шантелены никогда не мечтали о военной карьере. В те времена, когда отправиться в поход составляло предел мечтаний дворянина, они мирно коротали дни в своих владениях и были счастливы тем благополучием, которое царило вокруг. Со времен Филиппа-Августа,[39] когда их предки принимали участие в крестовых походах в Святую землю, ни один из Шантеленов не надевал боевых доспехов. Стоило ли удивляться их не слишком широкой известности при дворе, от которого они, впрочем, не ожидали никаких милостей и поэтому не пытались их заслужить.
Благодаря рачительному хозяйствованию их родовые вотчины достигли внушительных размеров. Владения Шантеленов в лугах, солончаках и пахотных землях считались одними из самых значительных в округе. Однако уже на расстоянии пяти-шести лье от замка мало кто слышал о них. Это обстоятельство стало для графа решающим, когда он впервые вознамерился покинуть семейный очаг, чтобы присоединиться к восставшим: замок каким-то чудесным образом оставался нетронутым, тогда как Фуэнан, Конкарно и Пон-л’Аббе уже изведали кровавые ужасы, творимые отрядами республиканцев из Кемпера и Бреста.
