Саймон Скэрроу - Борьба за свободу
— Не отступай, — подбодрил его козопас. — Ты не должен показывать ему, что боишься.
Поначалу Цербер быстро хватал мясо и отбегал назад, но через несколько дней он спокойно взял мясо и съел его тут же, на месте. Еще через несколько дней, проглотив мясо, он осторожно подошел к Марку и обнюхал его руку. Ощутив теплое дыхание на коже, Марк занервничал, но руку не отнял и вдруг почувствовал, что собака лижет его пальцы. Сердце его было готово выпрыгнуть из груди от гордости за себя и от любви к животному. Улыбнувшись, он посмотрел на Аристида:
— Ты видел?
Старый козопас кивнул и тоже улыбнулся, погладив мальчика по голове:
— Вот видишь, я ведь говорил тебе, что, если будешь терпелив, мы приручим его.
Вскоре Цербер с удовольствием разрешал Марку гладить себя, а еще через месяц они вывели пса из кладовой и погуляли с ним вокруг фермы. Сначала собака вела себя осторожно, но потом, словно опьяненная окружающими ее запахами, она засуетилась, нюхая землю, однако не отбегая от Аристида и Марка. Вскоре Марк стал сам выгуливать собаку и проводить первые простые уроки послушания. Через три месяца после появления Цербера на ферме Марк продемонстрировал собаку отцу и матери во дворе.
— Что ж, он сделал большие успехи! — с удивлением заметила Ливия. — Шерсть стала лучше, и в весе он прибавил.
— Действительно, — согласился Тит и опустился на корточки, чтобы ближе рассмотреть собаку.
Он потрогал мышцы, проверил зубы. Цербер не шелохнулся. Тит взглянул на сына:
— Ты хорошо поработал, мой мальчик.
Марк с гордостью улыбнулся и показал на козопаса:
— Аристид помогал мне, отец. Я ничего бы не смог сделать без него.
— Да, он умеет обращаться с животными. Всегда умел. А теперь вопрос: что мы поручим этой собаке? Интересно, ее можно чему-нибудь научить?
— Смотри, — улыбнулся Марк.
Он щелкнул пальцами и показал на землю возле себя:
— Сидеть!
Цербер подбежал к Марку и сел. Марк протянул ладонь параллельно земле:
— Лежать!
Цербер вытянул передние лапы и лег. Марк помолчал, потом ладонью очертил в воздухе круг:
— Умри за Рим!
Цербер лег на спину, безжизненно свесив лапы. Ливия весело захлопала:
— Какая умная собака!
— Умная? — нахмурился Тит. — Это просто трюк. Умная собака ни ради кого не умрет. Если ее удастся научить чему-нибудь полезному, чтобы она помогала нам на ферме, тогда собака твоя, сын. Иначе от нее придется избавиться.
Марк и Аристид попытались научить Цербера помогать пасти коз, но собака всегда относилась к урокам как к игре и бегала за козами с громким лаем, пока ее опять не сажали на привязь. Большего успеха они добились в охоте. У Цербера был отличный нюх, и частенько он мог загнать зайца, не дав ему скрыться в норе. Тит, ворча, разрешил оставить собаку.
Теперь, после визита людей Децима, Марк был намерен завершить обучение Цербера, научив его более серьезным и опасным вещам. Когда он объяснил Аристиду свою идею, козопас надул щеки и почесал голову:
— Я не уверен, что это разумно, Марк. Сейчас эта собака добродушная. Она любит людей. Если я буду делать то, что ты просишь, и мы научим ее нападать на людей, она может утратить это качество. Станет совсем другим животным.
Марк уже давно решил. Если, а вернее, когда Децим пошлет на ферму больше людей, отцу понадобится вся помощь, какую он сможет получить. Мальчик с серьезным видом взглянул на Аристида и кивнул:
— Мы должны это сделать.
Аристид вздохнул, посмотрел на собаку и печально потрепал ее за ухо.
— Ну ладно. Сегодня же и начнем.
Пока они обучали собаку, Тит велел всем следить за каждым, кто будет приближаться к ферме. Он составил для себя и Аристида график дежурств по ночам. Себя он поставил первым и последним в списке. Каждую ночь, уходя спать, Марк видел, как отец садится на стул у ворот, положив на колени расчехленный меч. Рядом со стулом стояло большое медное блюдо на случай, если придется бить тревогу. Марка это беспокоило, но никто не приходил. Шли дни, затем дни сложились в месяц, а Децим все не посылал ни людей, ни каких-либо сообщений.
Жизнь на ферме продолжалась по заведенному порядку. Выполнив свои дневные обязанности, Марк приступал к обучению Цербера. Как и предупреждал его Аристид, собака стала настороженной к другим людям, явно предпочитая Марка и козопаса.
Однажды поздно вечером, когда Марк уже засыпал при бледно-желтом свете масляной лампы, падающем на простой сундук — единственную мебель в комнате, вошла его мать и присела на постель.
— Последнее время я почти не вижу Цербера, — сказала она, гладя сына по волосам. — Во дворе его совсем не видно. Раньше мне приходилось следить, чтобы этот плут не стащил чего-нибудь из кухни.
— Я опять держу его в кладовой.
— Зачем? Его вполне можно держать в доме.
— Это из-за обучения, — объяснил Марк. — Аристид сказал, что лучше, чтобы некоторое время Цербер не общался с другими людьми.
Ливия подняла брови и пожала плечами:
— Наверное, старик прав. Он хорошо знает животных.
Марк кивнул, улыбнулся матери. Она посмотрела на него, и ее рука вдруг замерла у него на голове. По ее лицу промелькнуло что-то похожее на боль, и Марк внезапно забеспокоился:
— Мама, что случилось?
Ливия быстро отняла руку:
— Ничего. Правда. Просто ты на миг напомнил мне твоего отца. Вот и все.
Она погладила его по щеке и наклонилась поцеловать. Потом поднялась, собираясь уйти, но Марк удержал ее за руку.
— С нами все будет хорошо? — тихо спросил он.
— Ты о чем?
— Те люди опять придут?
— Не беспокойся, — помолчав, ответила она. — Тит защитит нас. Он всегда защищал.
Марк успокоился, о чем-то ненадолго задумался, а потом спросил:
— Отец был хорошим солдатом?
— О да. Одним из лучших. — Ливия закрыла глаза. — Я поняла это, едва увидела его.
— Когда ты познакомилась с ним?
Она взглянула на сына и помолчала, прежде чем ответить:
— Я познакомилась с Титом после подавления восстания.
— Восстания рабов? Того, которое возглавлял гладиатор?
— Да. Спартак.
— Отец однажды рассказывал мне об этом. Он говорил, что Спартак и его соратники были самой большой угрозой для Рима. Они были самые стойкие и самые храбрые люди, с какими ему приходилось сражаться. Он участвовал в том последнем бою с рабами. — Марк припомнил историю, рассказанную отцом. — Он говорил, что это было самое ожесточенное сражение, в котором он когда-либо участвовал. У рабов было очень мало оружия, но они сражались до конца. Лишь небольшую горсточку удалось взять в плен.