Бернард Корнуэлл - Горящая земля
Но все-таки это было забавным. Альфред, а может, Этельред послал армию Уэссекса в Кент, разместил ее на лесистой возвышенности между войсками Хэстена и Харальда, а потом ничего не сделал. Теперь, похоже, Альфред, а может, его шурин, решил отступить к Эскенгаму, бургу в центре Уэссекса — наверное, в надежде, что Харальд атакует и будет побежден благодаря стенам бурга. То была жалкая затея. Харальд был волком, Уэссекс — стадом овец, а армия Альфреда — собакой, призванной защищать овец; но Альфред посадил собаку на цепь, надеясь, что волк придет и будет укушен.
Тем временем волк бегал на свободе среди овечьего стада.
— И наш господин король, — надменно продолжал Эркенвальд, — требует, чтобы ты и часть твоего отряда присоединились к нему. Но только если я уверюсь, что Хэстен не нападет на Лунден во время твоего отсутствия.
— Он не нападет, — сказал я и почувствовал прилив восторга.
Альфред наконец-то позвал меня на помощь, значит, собаке дали острые зубы.
— Хэстен боится, что мы убьем заложников? — спросил епископ.
— Хэстену глубоко плевать на заложников, — сказал я. — Тот, кого он называет своим сыном, — какой-то крестьянский мальчик, которого заставили облачиться в богатые одежды.
— Тогда почему ты его принял? — негодующе вопросил епископ.
— А что мне оставалось делать? Напасть на главный лагерь Хэстена, чтобы найти его щенков?
— Итак, Хэстен нас дурачит?
— Конечно, он нас дурачит, но он не нападет на Лунден, пока Харальд не победит Альфреда.
— Хотел бы я, чтобы мы могли быть в этом уверены.
— Хэстен — осторожный человек, — сказал я. — Он сражается, когда уверен в победе, в противном случае он ждет.
Эркенвальд кивнул.
— Тогда забери завтра людей на юг, — приказал он и пошел прочь, вслед за своими семенящими священниками.
Теперь я оглядываюсь на те далекие годы и понимаю, что мы с епископом Эркенвальдом хорошо управляли Лунденом. Епископ не нравился мне, и нам жаль было времени, проведенного в обществе друг друга, но он никогда не вмешивался в дела моего гарнизона, а я не вмешивался в дела его правления. Другой мог бы спросить, сколько человек я собираюсь взять с собой на юг или сколько человек останутся охранять город, но Эркенвальд верил, что я приму правильное решение. И все равно я считаю, что он был пронырой.
— Сколько людей с тобой поедет? — спросила меня той ночью Гизела.
Это было в нашем доме, доме римского торговца, построенном на северном берегу Темеза. От реки часто воняло, но мы привыкли к этому и жили счастливо. У нас имелись рабы, слуги и стража, няньки и повара. И у нас с Гизелой было трое детей. Утреду, старшему, должно быть, исполнилось тогда лет десять. У него была сестра Сиорра, а младшему, Осберту, сравнялось всего два года, и он отличался неутолимой любознательностью.
Утреда назвали в мою честь, как меня самого назвали в честь отца, а моего отца — в честь его отца. Но этот последний из Утредов раздражал меня, потому что был бледным нервным ребенком, цепляющимся за материнскую юбку.
— Я возьму триста человек, — ответил я Гизеле.
— Всего-то?
— У Альфреда достаточно людей, а я должен оставить тут гарнизон.
Гизела вздрогнула.
Она снова была беременна и вскоре могла разродиться. При виде моего обеспокоенного лица она улыбнулась и успокаивающе проговорила:
— Я выплевываю детей, как косточки. Сколько времени уйдет на то, чтобы убить людей Харальда?
— Месяц… — предположил я.
— К тому времени я уже рожу, — сказала она, и я прикоснулся к амулету в виде молота Тора, висящему у меня на шее.
Гизела снова успокаивающе улыбнулась.
— С родами мне везет.
Это было правдой. Ее роды проходили довольно легко, и все три наших ребенка выжили.
— Ты вернешься и найдешь нового плачущего младенца, — сказала Гизела, — и это будет раздражать тебя.
Я быстро улыбнулся и ответил, что так оно и будет, после чего вышел на террасу, раздвинув кожаные занавеси.
Было темно. На дальнем берегу реки светилось несколько огней — там, где крепость охраняла мост, — и в воде отражалось дрожащее пламя. На востоке в прорехе между облаками появилась розовая полоска. Река бурлила, прорываясь под узкой аркой моста, но больше ничто не нарушало тишины в городе. Время от времени лаяли собаки, с кухни порой доносился смех.
«Сеолфервулф», пришвартованный в доке рядом с домом, поскрипывал под легким ветерком. Я бросил взгляд на берег ниже по течению, туда, где поставил на окраине города небольшую башню из дуба. На этой башне люди день и ночь вели наблюдение, высматривая увенчанные головами чудовищ суда, которые могли явиться, чтобы атаковать лунденские пристани. Но на вершине башни не пылал предупреждающий огонь. Все было спокойно.
Датчане были в Уэссексе, но Лунден отдыхал.
— Когда все закончится, — сказала Гизела из дверного проема, — может, нам стоит отправиться на север…
— Да, — ответил я.
Потом повернулся и посмотрел на ее красивое узкое лицо и темные глаза. Гизела была датчанкой и, как и я, устала от уэссекского христианства. Человек должен иметь богов, и, может быть, есть какой-то смысл и в вере в единственного Бога, но зачем выбирать такого, который слишком любит бич и шпоры? Христианский Бог не был нашим богом, однако нам приходилось жить среди народа, боявшегося его и осуждавшего нас за то, что мы поклоняемся другому божеству. Однако я принес Альфреду клятву верности, поэтому оставался там, где он требовал.
— Он не может долго прожить, — сказал я.
— А когда он умрет, ты будешь свободен?
— Больше я никому не давал клятв, — ответил я, и ответил честно.
По правде говоря, я дал еще одну клятву, и она могла меня разыскать, но той ночью мои мысли блуждали так далеко от нее, что я верил: мой ответ Гизеле правдив.
— А когда он умрет?
— Мы отправимся на север, — сказал я.
На север, обратно к моему отчему дому рядом с морем Нортумбрии, к дому, который узурпировал мой дядя. На север, к Беббанбургу, на север, к землям, где язычники могут жить без того, чтобы к ним непрерывно приставали с распятым христианским Богом. Мы отправимся домой. Я служил Альфреду достаточно долго, но я хотел вернуться.
— Обещаю, — сказал я Гизеле, — клянусь, что мы отправимся домой.
Боги засмеялись.
Мы пересекли мост на рассвете — три сотни воинов и полторы сотни мальчиков, которым полагалось заботиться о лошадях и нести запасное оружие. Копыта громко стучали по импровизированному настилу, когда мы ехали в сторону дымов, говорящих о том, что в Уэссексе орудуют грабители.
