Александр Бушков - Мушкетеры. Том 2. Тень над короной Франции
Острие шпаги, как и задумано было, безжалостно и неотвратимо вошло прямо в сердце человеку с искаженной от трусливой злобы физиономией и широким занесенным ножом.
Д’Артаньян не соврал, он только по своему обыкновению чуточку преувеличил: на его счету было не два убитых разбойника, а один-единственный. Прошлым летом в окрестностях Тарба устроили грандиозную облаву после того, как обосновавшаяся в тамошних лесах шайка обнаглела до последнего предела. Все дворянские недоросли наперебой рвались туда – а повезло одному д’Артаньяну. Он пристрелил разбойника издали, из длиннющего карабина[3] (из мушкета или пищали, очень может быть, и не получилось бы). И не испытывал потом никаких особенных чувств – все произошло на приличном расстоянии, он выпалил по бегущей фигуре, а потом на ее месте, когда они подскакали, оказался хладный труп.
Сейчас было совсем иначе. Человек, проткнутый шпагой насквозь, уже умирая, подался вперед, совершенно самостоятельно нанизав себя на клинок еще на добрую ладонь, а потом замер с занесенной рукой, его глаза и его лицо остались точно такими же, но с ними произошло нечто неуловимое, что-то неописуемое словами из них исчезло навсегда, и д’Артаньян на некий миг явственно увидел смерть, не глазами, конечно…
И торопливо выдернул шпагу, чтобы ее не сломало оседающее тело. Убитый – первый убитый им шпагой, – подламываясь в коленках, запрокидываясь, стал нелепо валиться, пока не грянулся затылком об пол в кровавых отсветах разгоравшегося, шумящего пламени.
Д’Артаньян пребывал в оцепенении совсем недолго, один краткий миг. Некогда было испытывать чувства и давать им верх над рассудком. Этот человек сам бы его убил, не опереди его д’Артаньян, вот и все чувства…
Выскочив наружу, он сторожко оглянулся, потом по охотничьей привычке распластался на земле и приложил к ней ухо. старый прием не подвел и теперь: он явственно разобрал легонькое сотрясение земли. Это не всадники, а пешие – но человека четыре-пять, а то и больше.
Больше. семеро. Они появились из мрака как раз с той стороны, откуда их гасконец и ждал, – от большой дороги, с того места, где они могли сразу разглядеть фонарь…
Он вытащил из-за пояса пистолеты и спрятался за углом дома, тихонечко взводя курки. семеро старались ступать как можно тише – но к дому они двигались в полный рост, так, словно у каждого лежал в кармане кусок веревки повешенного[4]. Все с обнаженными шпагами, все шагают молча, как призраки…
Подпустив их достаточно близко, д’Артаньян поднял пистолет, тщательно прицелился в самого дальнего и выстрелил. Потом из другого пистолета уложил второго.
И тут же над головой зазвенело стекло, высаженное, надо полагать, дулом мушкета, а вслед за тем мушкет оглушительно выпалил и грянули еще два пистолетных выстрела.
В дверях конюшни блеснули две вспышки – это стрелял из своих пистолетов Лорме.
Пороховой дым не успел рассеяться, когда д’Артаньян бросился вперед, вопя во всю глотку: «Бей, руби!» – чтобы его спутники ненароком не зацепили и его, вздумай они снова открыть огонь.
Семь выстрелов со стороны осажденных уложили троих, что было весьма неплохо, ибо уменьшило силы наступавших почти наполовину. Ага, и четвертый ощутимо задет – он вдруг выпустил шпагу и, сгибаясь пополам, охая, наугад пошел куда-то во мрак…
Пятый выбыл из дела парой мгновений позже – д’Артаньян, налетев как вихрь, уложил его одним ударом в горло. Оставшиеся двое, наконец-то придя в себя, отскочили. Один встал в позицию ан-гард[5], заслоняясь поднятым клинком на испанский манер, другой с величайшим хладнокровием, по скупым движениям видно, вырвал из-за пояса пистолет и выстрелил в д’Артаньяна.
Гасконец – как сторона, нападавшая внезапно, а значит, более хладнокровная, – был начеку, он упал на колено, и пуля просвистела над его головой.
При вспышке выстрела и он, и стрелявший моментально узнали друг друга.
– Арамис?!
– Лорд Винтер?!
Восклицание англичанина показало д’Артаньяну, что белобрысый милорд до сих пор искренне считает его посланцем заговорщиков… Это следовало использовать.
– Какого черта вы здесь делаете?
– Это моя маленькая тайна, милорд, – сказал д’Артаньян, зорко следя за противником.
Но тот, опустив шпагу, и не думал нападать. Более того, он резко бросил второму, вознамерившемуся было то ли от отчаяния, то ли от злости перейти в нападение:
– Стой на месте! Арамис, черт меня побери… Не мешайте! Мне нужны не вы… откуда я знал, что вы – здесь? Мне нужна женщина…
– Она под моей защитой, – отрезал д’Артаньян не допускавшим дискуссий тоном.
– Арамис, отойдите! Вы ничего не знаете…
– И нет нужды. Повторяю, эта женщина под моей защитой. Убирайтесь, откуда пришли.
– Послушайте! – в бешенстве крикнул англичанин. – я пришел сюда за ней и не уйду, пока…
– Отлично, – сказал д’Артаньян. – В таком случае, попробуйте войти. Посмотрим, как это у вас получится, Винтер… Вас, кажется, осталось только двое?
– Арамис! я не собираюсь с вами драться, и вы прекрасно знаете, почему…
– Ну, тогда отправляйтесь восвояси, – сказал д’Артаньян. – Иначе, даю вам слово дворянина, мне придется… Выбирайте, милорд. Или то, наше дело, или – бой на ступеньках этой лачуги… Ну? я оставляю решение за вами…
Ожидание тянулось несколько мучительно долгих мгновений. Потом англичанин, прямотаки взревев от бессильной ярости, крикнул своему оставшемуся в живых сообщнику:
– Уходим, живо! Черт бы его побрал…
В окне второго этажа раздался пистолетный выстрел, и пуля сбила с англичанина шляпу. Наверху разочарованно вскрикнула Анна, но второго выстрела не последовало – должно быть, она успела зарядить только один пистолет.
На миг задержавшись, лорд Винтер крикнул:
– Благодарю за любезность, милая Анна! Непременно постараюсь ответить тем же, как только подвернется случай!
И вместе со своим сподвижником растаял во мраке. Д’Артаньян остался на поле боя полным и несомненным победителем. Ни один из лежавших у его ног и поодаль не шевелился. Вокруг становилось все ярче – пожар на мельнице разгорался не на шутку. Пищи для огня, отлично просушенного дерева, там было достаточно, мельница стояла тут не одно десятилетие, если не столетие, и теперь из всех окошек с треском вырывались длинные языки пламени, уже взметнувшиеся выше конической крыши, уже лизнувшие крылья…
Д’Артаньян вбежал в дом, предосторожности ради крича:
– Это я, это я!
И едва не столкнулся с Анной, спешившей навстречу с пистолетом в одной руке и шпагой в другой:
– Где он?
– Скрылся, – ответил д’Артаньян.
– Как же я промахнулась… Я целила прямо в голову…
– Случается, – сказал д’Артаньян. – Где Планше? Ага… Молодец, ты все-таки одного подстрелил…
– Я старался, сударь…
– Давайте отсюда побыстрее убираться, – сказал д’Артаньян. – Они могут передумать и вернуться… Вдруг у него есть еще сообщники поблизости? И потом, пожар совсем скоро разойдется так, что сюда сбежится вся округа. А объясняться придется нам, поскольку никого другого на эту роль не подберешь…
Планше первым выскочил наружу и громко позвал Лорме. Тот выехал верхом из распахнутой двери конюшни, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку, ведя в поводу остальных лошадей.
Круто развернув на месте своего английского жеребчика, д’Артаньян оглянулся. Представшая его взору картина была жуткой, величественной и притягательной одновременно – вся мельница, высоченное соружение, уже была объята тугими волнами золотистого пламени, гудевшего и трещавшего, пылающие крылья продолжали размеренно вращаться, чертя в ночном небе причудливые круги…
Он поневоле засмотрелся – и, не скоро опомнившись, погнал коня вслед за остальными.
Блуждать верхами в кромешной тьме по незнакомой местности было бы сущим безумием – кони могли поломать ноги, всадники могли сломать шеи. И они двинулись вдоль реки, где было чуточку светлее, над берегом, над отражавшимся в темной воде мириадом звезд. ехали, пока пожарище не скрылось за горизонтом, – только небо в том месте долго еще оставалось светлым…
Погони не было – да ее и не особенно следовало опасаться. Без сомнения, нападавшие рассуждали точно так же, хорошо представляя, какие неудобства ждут тех, кто решится сломя голову носиться верхами по бездорожью…
В конце концов наткнулись на глубокий овраг, тянувшийся перпендикулярно реке. Лучшего укрытия до утра нельзя было и придумать. Найдя подходящий пологий уклон, осторожно свели вниз лошадей, держа их в поводу. До рассвета оставалось еще часа два.
Слуги с лошадьми деликатно расположились в отдалении, а д’Артаньян, вспомнив свои охотничьи странствия по лесам, отыскал подходящее деревце, нарубил шпагой веток, прикрыл эту кучу краем плаща и усадил девушку, закутав их обоих оставшейся половиной.
