Густав Эмар - Мексиканские ночи
— Черт возьми! — пробормотал Хесус Домингес. — До чего он сегодня злой! Надо устроить так, чтобы его застали врасплох. Хорошо, что я узнал его адрес. Пойду к дону Мельхиору и все ему расскажу, сделаю так, что он мне поверит, будто я действовал в его же интересах, чтобы втереться в доверие к врагу, и выдам его с головой. Дон Мельхиор обрадуется, еще поблагодарит меня. Да здравствуют ум и смекалка! Право же, я молодец!
Еще долго Хесус Домингес хвалил самого себя, как вдруг увидел впереди двух человек, которые шли и о чем-то горячо рассуждали.
Вдруг они обернулись и стали осыпать Хесуса бранью.
Хесус Домингес, имея при себе солидную сумму денег, решил не ввязываться в ссору и извинился.
Но незнакомцы не хотели ничего слушать, всячески его обзывая.
Терпенью Хесуса пришел конец, и в порыве негодования он схватился за нож.
Это и погубило его. Незнакомцы повалили Хесуса на землю, забили до смерти, забрали кошелек и все документы и ушли. Никто ничего не видел. Улица была пустынной.
Так погиб Хесус Домингес. Два часа спустя тело его нашли полицейские и, так как его никто не признал, закопали на одном из кладбищ. Возможно, дон Мельхиор удивлялся, куда это Хесус исчез, но поскольку не очень ему доверял, то в конце концов пришел к выводу, что Хесус избегает с ним встреч.
ГЛАВА XXXVI. Начало конца
Генерал Мирамон не терял времени. Решив сделать последнюю ставку, он стал тщательно готовиться к бою.
Захват шестисот тысяч пиастров из английского консульства подорвал его репутацию, и он решил вернуть эти деньги, о чем вел переговоры с Лондоном. Британский поверенный в делах, мистер Мэтью, постоянно вел интриги против президента, и захват денег был своего рода ответной акцией на враждебные действия мистера Мэтью. Именно так объяснял Мирамон свой поступок, приведя в подтверждение найденный во время битвы при Толухе у взятого в плен генерала Дегольядо план нападения на Мехико, написанный рукой самого Мэтью.
Президент показал этот план иностранным послам, а также приказал поместить его в газете. Расчет был точен. Ненависть к англичанам возросла, возросли и симпатии к Мирамону.
Огромных усилий стоило Мирамону вооружить восемь тысяч солдат. Это была ничтожная цифра в сравнении с неприятельским войском. Генерал Уэрта по некоторым размышлениям решил оставить Морельхо с четырьмя тысячами солдат, что вместе с одиннадцатью тысячами Гонсалеса Ортеги, пятью тысячами Гасы Амондиа и четырьмя тысячами Аврелиано Карвахалы и Гилляра составило армию в двадцать четыре тысячи солдат, которые быстро приближались к Мехико.
Положение становилось критическим. Жители, не зная планов президента, пребывали в страхе, им везде мерещились вражеские солдаты, брошенные на осаду Мехико.
Чтобы успокоить людей и сохранить доверие к себе,
Мирамон обратился с речью к представителям города и разъяснил им свой план: сразиться с врагом за стенами города, чтобы избежать осады.
Жители успокоились и больше не поддавались на провокации тайных сторонников Хуареса.
Когда все приготовления к бою были закончены, Мирамон созвал военный совет, на котором следовало выработать окончательно план атаки. Совет длился несколько часов. Каких только планов не предлагали, ни один принят не был. Хотя среди никуда негодных попадались и подходящие.
К несчастью, генерал Мирамон, обычно рассудительный и осторожный, руководствовался личной ненавистью, а не интересами нации.
Дон Бенито Хуарес был адвокатом. Кстати, заметим, что со времени провозглашения независимости Мексики он был единственным президентом, не принадлежавшим к военному сословию. Поэтому он не мог стать главнокомандующим и поставил на пост Гонсалеса Ортегу, наделив его самыми широкими полномочиями в делах ратных. Он знал, что Ортега храбрый генерал, отличный полководец, но плохой дипломат, и боялся, как бы тот из-за своего великодушия не сорвал коварных, жестоких планов Хуареса.
Генерал Ортега победил Мирамона при Сильо. Воспоминание об этой неудаче все еще жило в сердце Мирамона, и он. страстно желал смыть это позорное пятно. Вот почему, забыв осторожность, и вопреки воле своих самых мудрых советников, Мирамон требовал, чтобы в первую очередь нападение было совершено на корпус Ортеги.
Если удастся нанести поражение самому многочисленному корпусу под началом главнокомандующего, все неприятельское войско будет деморализовано и поражение его неизбежно.
Президент так горячо и убедительно доказывал свою правоту, что ему удалось получить поддержку всех членов совета. Итак, план президента был принят, он назначил на следующий день смотр войскам с последующим выступлением в поход.
Как только кончился совет, президент отправился к себе привести в порядок личные дела и сжечь некоторые компрометирующие бумаги.
До самого вечера просидел президент у себя в кабинете, когда вдруг ему доложили о приходе дона Хаиме. Президент велел тотчас его привести.
— Мне осталось всего несколько бумаг. С вашего разрешения, я просмотрю их.
— Сделайте одолжение! — ответил дон Хаиме, садясь в кресло. Пока президент занимался бумагами, дон Хаиме смотрел на него с неизъяснимой печалью.
— Итак, — спросил, наконец, дон Хаиме, — ваше решение бесповоротно, генерал?
— Да, жребий брошен! Я сказал бы, рубикон перейден, но смешно, право, сравнивать себя с Цезарем. Я дам бой врагам!
— Одобряю ваше решение, оно вас достойно, генерал. Позвольте спросить, на когда назначено наступление?
— Завтра, сразу же после смотра войск.
— Значит, у меня есть еще время послать двух-трех опытных разведчиков, чтобы донесли вам о положении в стане неприятеля.
— Несколько человек уже послано, и все же я с благодарностью принимаю ваше предложение, дон Хаиме.
— А теперь, будьте так добры, скажите мне, в каком направлении вы намерены выступить и чей корпус решили атаковать?
— Я хочу, как говорится, схватить быка за рога, иными словами, начать с самого Гонсалеса Ортеги.
Дон Хаиме покачал головой, но возражать не посмел. Мирамон подошел к нему и сел рядом.
— Наконец-то я покончил с делами и теперь к вашим услугам. Догадываюсь, что вы собираетесь сказать мне что-то важное.
— Вы не ошиблись, генерал. Прочтите, пожалуйста, это. — И дон Хаиме протянул Мирамону сложенный вчетверо лист бумаги.
Мирамон прочел, но ни единый мускул не дрогнул в его лице.
— Вы взглянули на подпись? — спросил дон Хаиме.
— Да, — ответил генерал безразличным тоном, — это подпись дона Бенито Хуареса, а бумага предназначена дону Антонио Касебару.
— Именно, генерал! Теперь вы больше не сомневаетесь в том, что Антонио Касебар — предатель?
