Сергей Зайцев - Секира и меч
– Вы возьметесь лечить ее?
– Да.
– Тогда мы подождем за оградой. Игуменья покачала головой:
– Долго же вам придется ждать. Выздоравливать эта девочка будет медленно.
– Мы подождем, – сказали побратимы.
– Полгода? Год?..
– Так долго? – удивился Глеб. Игуменья объяснила:
– Уж если у девочки заболело в груди…
Глеб размышлял с минуту. Деваться им было некуда. Мария сгорала на глазах. Он сказал:
– Постарайтесь ее вылечить… Мы можем заплатить… Эта девочка очень дорога нам.
Настоятельница кликнула какую-то молодую монашенку и велела ей продолжить щипать пух. А Глебу сказала:
– Идем за мной в келью.
Побратимы, оставленные во дворе, сели ожидать на камни.
По террасе, опять же увитой виноградом, настоятельница повела Глеба к кельям. Отворила дверь одной из них. Глеб вошел.
Это была чистенькая, побеленная известью светелка. Очень маленькая. Для Глеба – тесная. Узкое ложе у стены; на подоконнике под стрельчатым окном – какая-то книга. На доске – живописный лик Бога.
Глеб осторожно положил Марию на ложе. Но девочка в этот миг проснулась, заплакала и потянула к нему руки. Тогда Глеб стал на колени и обнял лежащую Марию. Та успокоилась и опять уснула. Однако сон этот не был спокойным. Приступ кашля тут же прервал его.
– Глеб! Глеб, где ты?.. – звала Мария.
Настоятельница знаком велела Глебу отстраниться, а сама прижалась ухом к груди девочки. Долго слушала.
Потом, поднявшись, настоятельница сказала:
– Поставить ее на ноги будет не просто.
Глеб понял ее слова по-своему и достал из сумки гривну серебра. Монахиня покачала головой:
– Мне не нужно денег.
Глеб пожал плечами и протянул ей на ладони красивое, тонкой работы серебряное кольцо:
– Возьмите хоть это. Мне нечего больше дать. Настоятельница улыбнулась:
– Ей на пальчик надень это кольцо.
Глеб повиновался. Кольцо оказалось великовато Марии. Тогда монахиня сняла его с пальца девочки и положила на книгу:
– Когда эта девочка подрастет, сама его наденет. Быть может, почтет за великое богатство.
Глеб не понял, что имеет в виду монахиня. Он с грустью сказал:
– Я приду завтра. Игуменья не ответила. Они вышли из кельи.
Завидя их, побратимы поднялись и вопросительно посмотрели на Глеба. Но тот отвел глаза. Ему нечего было сказать.
Игуменья хлопнула в ладоши, и к ней тут же подошли две совсем юные монашенки. Игуменья отдала им распоряжения по-гречески, и девушки бросились их исполнять.
Монахиня повернулась к Глебу:
– Как зовут эту девочку?
– Мария. Та кивнула:
– Хорошо. Мы уже начали готовить лекарства. Я думаю, Мария поправится. Молитесь за нее. И… вы не забыли дорогу из монастыря?
Глеб и побратимы поклонились настоятельнице и благодарили ее. Потом, часто оглядываясь, пошли к выходу.
Игуменья опять зажала коленями козу и продолжила выщипывать пух. Коза жалобно блеяла…
Глеб, Волк и Щелкун провели эту ночь неподалеку от монастыря. Едва рассвело, они поднялись и скоро уже были у знакомых, обитых медью ворот.
Щелкун спросил:
– Не рано ли мы явились? Волк ответил:
– Лишь бы не поздно. Глеб постучал.
Через некоторое время оконце опять со скрипом приоткрылось, и в нем появилось лицо той же привратницы.
– Как там Мария? – спросил Глеб.
– Девочке стало лучше, – сухо ответила привратница.
– Пусти нас! – просили побратимы.
– Не велено, – и привратница захлопнула окошко.
Сколько ни просили, сколько ни кричали у ворот и ни стучали в дверь Глеб, Волк и Щелкун, их не пустили. Им даже больше не ответили. Можно было подумать, что монастырь вообще вымер.
Волк сказал:
– Это она вчера верно заметила: мы нашли Марию на дороге – на дороге и потеряли.
Глеб вздрогнул, поглядел на Волка с обидой:
– Ты ошибаешься! Мы не потеряли ее. Мы сюда еще вернемся…- Вернемся, конечно, – поддержал Щелкун, – если останемся живы. Слышали, что болгары говорят? Смутные настали времена…
Они сели на коней и быстро поскакали на юг.
Глава 6
В городе Преславе побратимы впервые увидели крестоносцев. Часть из них пришли сюда от Дуная, по коему спустились на кораблях, другие избрали сухопутную дорогу.
Совсем не такими представлял себе Глеб крестоносцев. Он увидел, что массы их не вполне даже походят на войско, а скорее напоминают переселенцев или беженцев или кочевую половецкую орду. Эти люди, вооруженные чем попало, а многие вообще не вооруженные, обыкновенные крестьяне, городские мастеровые – обнищавший люд, – с женами и детьми, со стариками, с домашними животными, на телегах, в крытых кибитках, а то и просто пешком, во множестве двигались по дорогам. Редкие из мужчин могли без оговорок сойти за воинов. Исхудавшие, измученные долгой дорогой, опаленные жарким солнцем, эти люди являли собой зрелище унылое.
Во всяком случае, так сначала показалось побратимам.
У многих из этих людей, действительно, были нашиты на одеждах тряпичные, некогда красные, а ныне выцветшие до бледно-розового кресты.
Тут и там среди толп крестоносцев встречались странствующие монахи в черно-серых длинных сутанах, подпоясанные грубыми веревками и стриженные под кружок. Ехали всадники на крупных конях. Пешие воины толкали перед собой тележки с каким-то добром, с доспехами. И опять – кибитки с женщинами и детьми, со старой утварью.
Те крестоносцы, каких увидел в этот день Глеб, вовсе не были похожи на крестоносцев, о коих поведали ему не так давно болгары, – на крестоносцев, устраивающих грабежи и попойки и дикие оргии, – словом, на разбойников. Это скорее были крестоносцы-мученики. И Глеб уже почти укрепился в этом своем мнении, как вдруг услышал где-то впереди, через улицу шум и крики. Они не вышли еще из Пре-слава.
Толпы крестоносцев хлынули на шум. Толпы эти увлекли за собой и Глеба с побратимами.
Оказалось, на преславском рынке кто-то из пришлых затеял драку. Будто бы местные торговцы обидели кого-то из крестоносцев. Другие воины креста за своего вступились. И сразу на рынке возникла грандиозная свалка… Позже Глеб узнал, что в каждом городе, на каждом рынке крестоносцы устраивали такую свалку. И под шумок грабили торговцев. Размахивая кулаками, рвали зубами хлеб, выбивали донышки винных бочек… Значительная часть крестоносцев кормилась от таких свалок, ибо не могли заставить себя попрошайничать, – им проще было отобрать.
Побитые торговцы, побросав свои товары, бежали с рынка. Крестоносцы забирали все, что можно было унести. Особенно радовались тканям и еде. Кому посчастливилось взять товара много – прямо с тележкой или с лотком, – продавали его среди своих. Некоторые, не поделив награбленное, дрались между собой. Несколько горемык, оглушенных в свалке или придушенных либо раненых смертельно, так и остались лежать в пыли возле опрокинутых прилавков. Никто об этих людях, как видно, не скорбел.
