Андрей Жвалевский - Москвест
Пацаны подтвердили худшие Мишкины подозрения: действующих церквей в городе осталось с гулькин нос.
— Не ходи туда, — посоветовал ему самый маленький беспризорник, — там бабки добрые, а милиционеры сильно злые. Бьют, прям убивают, как бьют. Только в праздник можно пролезть, когда булки там дают или яйца. Тогда не трогают.
— А где тут рядом церковь? — спросил Мишка.
— Про пиратов расскажешь, я тебя даже провожу.
Мишка тяжело вздохнул и начал пересказывать «Пиратов Карибского моря».
Следующие три дня были мучительны. Мишка каждый день ходил к Профессору, тот жадно смотрел на его сапоги, но ничего ему сказать не мог. Документов он еще не нашел.
Мишка уже привык к нищете. Но детская нищета на фоне бравурных маршей была безумна. Каждый день он слышал по радио, как весело и радостно жить в лучшей на свете стране, и жрал в подвале картофельные очистки.
И еще, первый раз за восемьсот лет, он не смог попасть в Кремль. Оказывается, теперь он строго охранялся. Даже с Красной площади таких пацанов, как он, гоняли. Видимо, чтоб не нарушали красоту и гармонию своим немытым видом.
На четвертый день Профессор открыл дверь, потирая руки.
— Заходи, заходи. Есть у меня для тебя новостишки, есть…
Мишка вошел в комнату и сел на стул.
Он не волновался. Волноваться сил уже не было.
— Итак, граф Астахов. Прелюбопытная фигура была, я вам скажу. Очень, знаете ли, передовой человек для своего времени. Развивал искусство, школу держал, театр у него при доме…
— Скотина… — прошипел Мишка.
Профессор его не услышал и продолжал:
— Женился дважды. Первый раз по молодости, жена быстро померла, а вот второй раз удачно, удачно… Трое детей у него было от этого брака, жена красавица…
У Мишки все поплыло перед глазами.
— Жили долго и счастливо.
Мишка сидел на стуле, крепко сжав кулаки. Он не мог себе представить, что Маша, его Маша, таки вышла замуж за этого урода, да еще и нарожала ему троих детей!
— Но вы же просили о крепостных его узнать, молодой человек. Так вот, с этим тяжело. Дело в том, что он много беглых у себя держал, выкупал их у других хозяев, вольные раздавал направо и налево. Он такой был, слегка не в себе, по тем временам. И только после свадьбы его вторая жена Ольга хоть как-то привела в порядок домовые книги…
— Маша, — машинально поправил Мишка.
— Да нет же, Ольга.
— Как Ольга? — Мишка вскочил. — Так он на Ольге женился? А Маша? Маша куда делась?
— Хех, так вы в курсе той истории?
— Какой истории? Я не в курсе, но я ищу Машу!
— В канун свадьбы некая Мария, вроде как экономка Астахова, одевшись в белое подвенечное платье, покончила с собой.
— Как?
— Да яду какого-то наглоталась. Мышьяка, что ли…
Мишка вскочил. Сел. Вскочил. Заметался по комнате. Потом остановился и сказал чужим голосом:
— Доказательства!
— Чего? — опешил Профессор.
— Доказательства смерти этой Марии, — отчеканил Мишка.
Сейчас он имел право так разговаривать с этим… делягой.
— Да господь с тобой! Ее ж даже не похоронили на кладбище, самоубийца же…
— А что-нибудь… Любой документ, который подтверждает, что Астахов женился на Ольге?
Профессор прищурившись смотрел на Мишку.
— Что мне за это будет? — отрывисто спросил он.
— Достаньте. Клянусь, вы не пожалеете, — ответил Мишка.
План у Мишки был простой. Он берет документ, возвращается к Маше, показывает ей его, та понимает, что Астахов — козел, и они вместе возвращаются домой.
Мишка несся по дождливой Москве, чуть не сшибая прохожих… Он не пытался анализировать, почему, когда он узнал о том, что не Маша вышла замуж за Астахова, он испытал такое облегчение. Значит, это не она родила ему троих детей! А она…
Тут Мишка остановился. А она уже восемьдесят лет как в могиле…
— Идиот! — Мишка стукнул себя по лбу. — И как я собираюсь к ней вернуться???
И наверное первый раз в своей подростковой жизни Мишка разревелся в голос.
* * *Вечером Мишка впервые отказался рассказывать «сказку на ночь». Здоровяк Утюг даже встряхнул его пару раз, приложив затылком об стенку, но Мишка только молчал. Ему все равно. Пусть его бьют. Пусть вообще убьют. Ему все равно. А рассказывать он ничего не будет.
Тошно ему рассказывать.
Мишка не помнил, как они с Климом оказались одни в коридоре. Наверное, Клим его выволок. Ну и ладно. Для начала Клим обложил его — витиевато и очень обидно. Даже в своем нынешнем состоянии Мишка возмутился.
Ответил почему-то ругательством из голливудского фильма. Клим, как ни странно, понял, что это именно ругательство. Одобрительно кивнул и сказал уже мягче:
— Другое дело! Пойдем, расскажешь пацанам…
— Отвали! Не буду я ничего рассказывать! Клоуна нашли!
— Расскажешь! — с нажимом повторил Клим. — Тебе же самому надо… чтобы внутри не порвало, ясно?
И вдруг Мишка понял: надо рассказать. Пусть под видом дурацкой байки, «сказки на ночь»… Иначе правда порвет…
Это получилась самая долгая сказка из тех, что Мишка рассказывал своим соседям по подвалу. Про то, как парень и девчонка из будущего нахамили истории, как история им отомстила. Как сначала за путешественниками приглядывал Городовой, но чем дальше, тем реже. Как они прыгали из века в век под колокольный звон. Как однажды девчонка осталась, потому что… потому что поверила одному козлу. А парень пошел дальше. И не смог вернуться, хотя очень хотел…
Слушали внимательно. Когда Мишка дошел до места, где Маша говорит: «Нет, я остаюсь», чувствительный Пузырь даже носом шмыгнул — и никто смеяться не стал.
— И вот сидит теперь этот путешественник по времени, — уныло закончил Мишка, — в 1934 году. И не знает, как назад вернуться…
Он замолчал. Все ждали продолжения. Первым не выдержал Пузырь:
— Так нечестно! Так кончать нельзя! Он должен способ найти! Не может быть, чтобы способа не было!
Беспризорников как прорвало. Они накидали кучу способов перемещения назад по времени, один безумнее другого. Например, Утюг предложил под звон колокола пятиться назад — тогда точно вернешься в прошлое. Правда, были и более-менее разумные предложения. Например, кто-то (Мишка не заметил кто) посоветовал еще раз обматерить историю. Если в тот раз сработало, то и сейчас должно.
Мишке идея так понравилась, что он немедленно высказал все, что думал об истории, историках и исторических личностях. «Пусть хоть к Долгорукому забрасывает, — лихорадочно думал он. — Теперь я знаю, как вперед по времени перемещаться… Доберусь потихоньку!».
Но не сработало. То ли история занята более важными делами, то ли ругать ее нужно непременно в Кремле.
