Густав Эмар - Атласная змея
Изгнанник тотчас же подбежал к ней.
— Господин граф, — отрывисто проговорил он, — мы вломились очертя голову в эту западню, из которой, может быть, ни один из нас не выберется, только с единственной целью спасти вас. Неужели вы хотите, чтобы все труды наши пропали даром? Жизнь ваша драгоценна, и, кроме того, кто же отомстит за вашего брата, если вы дадите убить себя здесь?
Капитан вздрогнул при этих словах, лицо его вспыхнуло.
— Я не хочу больше спорить, — сказал он, — я покоряюсь вам. Но, прежде чем мы расстанемся, я дам вам сначала одно поручение. Бегите в дом к графине и спасите ее, если возможно… Вы должны это сделать.
— Господин граф, эта женщина…
— Никаких но!.. Или я пойду сам! Эта женщина мой непримиримый враг; она должна быть спасена, я этого хочу!
— Я повинуюсь, раз вы этого требуете и, если только она может быть спасена, я ее спасу!
— Благодарю вас!
— А теперь позвольте Анжеле вас проводить. Недалеко отсюда приготовлены лошади. Достанет у вас силы держаться на лошади?
— Надеюсь.
— Хорошо! Завтра на закате солнца вы будете уже в форте Дюкэне. Прощайте, господин де Виллье. — Вы мне дали слово, помните! — Я никогда не изменял своему слову. Изгнанник нежно поцеловал свою дочь, прошептав ей несколько слов на ухо; потом, когда он увидел, как исчезли носилки, на которых уносили капитана, собрал канадцев и кинулся с ними в бой, а следом за ним пошел и Тонкий Слух; они проложили себе путь оружием сквозь толпу индейцев, которые тщетно пытались загородить им дорогу.
В ту же почти минуту отряды Бержэ и барона де Гриньи напали на дом графини.
Индейцы, обезумевшие от страха, покинули деревню, всю пылавшую в огне, и бежали по всем направлениям, оставив позади себя довольно значительное количество трупов.
Успех канадцев был гораздо больше, чем они сами могли ожидать, потому что они остались полными хозяевами поля битвы; но, несмотря на это, они не могли терять ни минуты, если не хотели пасть жертвами пожара, который сами же и зажгли.
Дом был оцеплен со всех сторон охотниками, и главные из них ворвались внутрь дома.
Они проникли в салон, где находились три женщины; две из них ухаживали за третьей, которая лежала на циновке и, по-видимому, была серьезно ранена.
— Маркиза де Буа-Траси! — вскричал барон, остолбенев. При звуке этого голоса, который маркиза тотчас же узнала, она приподнялась.
— Да, — сказала она, — это я, барон, вы не ожидали увидеть меня здесь?
— Извините, маркиза, но я знал о вашем присутствии в этой деревне, равно как и о присутствии в ней графини де Малеваль.
— Что привело вас в этот дом, сударь? — спросила графиня высокомерно. — Вы пришли объявить нам, что мы ваши пленницы?
— Упаси меня Бог, графиня! — вскричал молодой человек. — У меня одно только желание — спасти вас. Я за этим и явился сюда.
— Слишком поздно, барон, — возразила маркиза, — по крайней мере, для меня: моя рана смертельна, я это чувствую.
— О! Вы ошибаетесь, маркиза!
— Нет, барон, я чувствую, что смерть моя уже близка: мне остается жить всего несколько минут.
Она сделала знак графине, та наклонилась к ней, и они поговорили шепотом несколько минут.
— Докажите мне, что вы пришли сюда с добрым намерением, барон, — сказала затем маркиза, обращаясь к молодому человеку.
— Говорите, маркиза: ваше желание для меня равносильна приказанию.
— Предоставьте графине де Малеваль возможность уйти куда она пожелает.
— Никто из нас не станет сопротивляться этому, никто не последует за ней! Даю вам мое честное слово!
— Благодарю вас, барон, но одной ей не выбраться отсюда.
— Я провожу ее! Пусть только она скажет, куда ей хочется отправиться, — сказал Изгнанник, выдвигаясь вперед.
— Хорошо, я согласна! — сказала графиня. Затем, поцеловав в последний раз маркизу, она прибавила с угрозой: — Господин де Гриньи, между вашим другом и мной не все еще кончено! До свидания!
Она знаком приказала служанке следовать за ней и вышла одновременно с Изгнанником в сопровождении трех или четырех охотников, высокомерная и спокойная, точно все, что происходило в эту минуту в деревне, ее нисколько не касалось.
Маркиза проводила ее взором; потом, когда приятельница, наконец, вышла из комнаты, глубокий вздох вырвался из ее стесненной груди, и она повернулась к барону.
— Подойдите, барон, — проговорила она голосом, который с каждой минутой слабел все более и более, — мне нужно сказать вам несколько слов, которых не должен слышать никто, кроме вас.
Молодой человек сделал два или три шага вперед.
— Я весь к вашим услугам, маркиза, — печально проговорил он
— Ближе, пожалуйста, еще ближе Барон стал возле нее на колени, а так как силы, по-видимому, ее покидали, то по настоятельной просьбе маркизы, он обнял ее правой рукой за талию
— Так, хорошо, — продолжала она. — Надеюсь, что Бог даст мне силы сказать вам все.
Эти слова были произнесены голосом таким слабым и взволнованным, что барон невольно вздрогнул.
— Теперь слушайте меня барон. Теперь, когда всего несколько секунд отделяют меня от смерти, мне хочется, чтобы вы знали, что меня убивает любовь к вам.
— Не говорите этого, маркиза
— Я люблю вас с той поры, как в первый раз увидела; вы не поверили мне и оклеветали меня.
— Но…
— Да, я хорошо знаю, вы оскорбляли меня, но это было очень несправедливо! Вы не имели права осуждать меня, не выслушав того, что я могла сказать в свое оправдание. Арман, я вас всей душой любила! Избегая меня, вы разбили счастье двух людей.
— Леона! Леона!
— Да, зовите меня Леоной! Мне приятно слышать мое имя из ваших уст. Как дурно поступили вы со мной в последний раз, когда судьба нас свела вместе!
— Маркиза, неужели вы находите нормальным, что я встретил вас в то время, когда вы пытались умертвить меня и де Виллье?
— Неблагодарный! — прошептала она, — неблагодарный! Я, если и последовала за графиней, которой руководил демон ненависти и мщения, то только затем, чтобы охранять, так как она хотела убить и вас вместе с вашим другом. Если бы не я, вы сто раз могли бы погибнуть.
— Неужели это правда?
— Клянусь Богом, перед которым я скоро предстану, что это правда!
— Прости меня Леона, прости!
— Прощаю и люблю вас, Арман! Поцелуйте меня в первый и последний раз!
Молодой человек нагнулся и поцеловал маркизу, которая, казалось, только и ждала этого момента, чтобы умереть.
Барон де Гриньи продолжал стоять на коленях возле тела умершей; он плакал, как ребенок Грубая рука опустилась на его плечо; он поднял голову. Это был Бержэ.
— Послушайте, господин барон, вы будете плакать потом. Уходите! Сначала надо подумать о живых, а потом уже и о мертвых! Уходите! Здесь нам нечего больше делать.
