Александр Дюма - Сальтеадор
Он пошатнулся и чуть не упал.
Это признание, сделанное человеку, которого я видела до того не больше пяти-шести раз, говорило о моем безнадежном отчаянии, ведь я даже не просила сохранить тайну, доверившись его благородству; настаивать он уже не мог.
Он склонился передо мной, поцеловал подол моего платья и вышел, проговорив лишь такие слова:
«Да хранит вас Господь!»
Я осталась одна.
Я все ждала, что вот-вот явится отец, и дрожала, думая о том, что надо будет во всем признаться; но, к моему великому изумлению, он не заговорил об этом.
Перед обедом я попросила передать, что мне нездоровится и я прошу разрешения не выходить к столу.
Отец согласился без возражений и расспросов.
Пролетело три дня.
На третий день Беатриса, как и в прошлый раз, объявила о приходе дона Руиса.
Как и тогда, я велела его принять. Он так держал себя при расставании, что несказанно тронул меня: было что-то возвышенное в том уважении, какое он проявил к бедной погибшей девушке.
Он вошел и остановился близ двери.
«Подойдите, сеньор дон Руис», — сказала я.
«Мой приход вас удивляет и стесняет, не правда ли?» — спросил он.
«Удивляет, но не стесняет, — ответила я, — ибо я чувствую в вас друга».
«И вы не ошибаетесь, — проговорил он. — Однако я не стал бы надоедать вам, если б это не было необходимо для вашего спокойствия».
«Объясните же мне все, сеньор дон Руис».
«Я не мог сказать вашему отцу, что вы отказались быть моей супругой, поскольку он велел бы все объяснить, а ведь вы не посмели бы признаться ему во всем, как признались мне, не правда ли?»
«Предпочла бы умереть!»
«Видите, я поступил правильно».
«А что вы сказали?»
«Я сказал, что вы просите несколько дней для размышления и хотите провести эти дни в одиночестве».
«Так, значит, вам я обязана своим спокойствием?»
Он поклонился.
«Теперь, — продолжал он, — всей душой поверьте мне, что я ваш друг, это очень важно».
Я протянула ему руку.
«О да! Друг, искренний друг, я верю», — произнесла я.
«Тогда ответьте мне прямо, без колебаний, как вы сделали в первый раз».
«Спрашивайте!»
«Надеетесь ли вы выйти замуж за человека, которого вы любите?»
«Нет, это невозможно».
«Разве он умер?» — воскликнул дон Руис.
«Он жив».
Искра радости, блеснувшая в его глазах, погасла.
«Вот и все, что я хотел узнать», — поклонившись мне снова, он вышел со вздохом.
Прошло еще три дня.
Я не покидала свою комнату, и, кроме Беатрисы, никто ко мне не входил, даже отец.
На четвертый день дон Руис появился снова.
Я почти ждала его и перестала дичиться; это был мой единственный поверенный, и я понимала, что он сказал правду: он был настоящий друг.
Как всегда, он вошел очень почтительно и только по поданному мной знаку приблизился ко мне.
Я протянула ему руку, он взял ее и слегка коснулся губами. После недолгого молчания, глядя на меня с глубоким сочувствием, он произнес:
«Я все время размышлял о вашем положении — оно ужасно».
Я вздохнула.
«Несмотря на все мои старания, нельзя вечно откладывать ваш ответ».
«Увы, это так», — согласилась я.
«Я бы мог сказать, что отказываюсь от своего предложения; я готов был бы, как это не постыдно, сказать, что разорение вашего отца охладило мои чувства. Но что даст вам мой отказ? Отсрочку — в два-три месяца».
Я залилась слезами, ведь он был прав.
«Не сегодня-завтра ваш отец все узнает, узнают люди, и тогда… тогда вы будете обесчещены», — добавил он, понизив голос.
«Как же мне быть?» — воскликнула я.
«Выйти замуж за человека, преданного вам, готового стать вашим супругом перед светом, а для вас только братом».
Я покачала головой и прошептала:
«Да, но где найти такого человека?»
«Вот он — представляю его вам, Мерседес, ведь я говорил, что давно люблю вас».
«Вы любите, но…»
«Люблю страстно, всем сердцем, всей душой, и преданность — одно из тех чувств, что я питаю к вам».
Я подняла голову, почти испуганная его словами.
Я не думала, что преданность всесильна!
«Я буду вашим братом, — повторил он, — а ваше дитя станет и моим, и клянусь честью дворянина, никогда, ни единым словом мы не обмолвимся об этом».
Я смотрела на него, полная сомнений и колебаний.
«Пожалуй, поступить так все же лучше, чем броситься из окна в реку, протекающую под окнами вашего дома…»
Я промолчала, а потом упала к его ногам.
«Брат мой, — сказала я, — сжальтесь над своей супругой и пощадите честь моего отца».
Он поднял меня, поцеловал мне руку и удалился.
Через две недели я вышла за него замуж.
Как подобает человеку благородному, дон Руис выполнил обещание, но сама природа восстала против обмана, и хотя дон Руис всегда по-отцовски заботился о моем сыне, Фернандо не питал к нему сыновних чувств.
Вот, государь, теперь вы знаете все!..
— Кроме имени отца, — возразил король, — но вы сейчас его назовете.
Опустив глаза, Мерседес прошептала:
— Дон Иньиго Веласко.
— Хорошо, — сказал король. — Я узнал все, что хотел.
И он вышел с важным и мрачным видом, а она так и осталась стоять на коленях.
Перед уходом он негромко произнес:
— Я так и думал: не может быть, чтобы сын дал пощечину родному отцу.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На рассвете несметная толпа заполнила площадь Лос-Альхибес, теснясь около эшафота, воздвигнутого посреди площади.
У подножия стоял палач со скрещенными руками.
Все, что предстояло, держали в строгой тайне, но люди говорили, что будет приведен в исполнение первый приговор, вынесенный королем доном Карлосом.
В многолюдной толпе попадались мавры. Их сразу можно было узнать даже не по восточному одеянию, а по горящим глазам. Глаза эти блестели от радости, ведь им доведется увидеть казнь дворянина, rico hombre и христианина.
На башне Вела пробило девять часов утра, и в тот же миг ворота Альгамбры распахнулись, стража построилась двойным рядом, потеснила толпу, образовавшую огромный круг; в центре его возвышался эшафот.
Немного позже появился король дон Карлос; он щурился и с тревожным нетерпением поглядывал по сторонам. Казалось, он, по обыкновению, ищет глазами гонца, которого ждет уже давным-давно.
Но гонца не было, и взгляд короля снова стал как всегда бесстрастным.
Рядом с королем шла девушка, ее лица не было видно под покрывалом, но судя по богатому и вместе с тем строгому наряду, легко было догадаться, что она принадлежит к знатному роду.
Дон Карлос прошел через расступившуюся толпу и встал около эшафота.
