Дневник шпиона - Смирнов Николай Николаевич
Меня очень печалит, что я не могу поделиться результатами моей работы с дедом. Его здравый смысл и военный опыт, конечно, помогли бы мне. Но мои выводы его слишком разволновали бы. Он до сих пор считает, что сильнее Англии нет стран на земле.
Он уже оправился от своей болезни, но чувствует себя неважно. Чтобы дать старику спокойное занятие, я посоветовал ему проглядеть старую рукопись "Прелесть певчих птиц" и подготовить к печати хотя бы первый том. Он безропотно принялся за эту работу, но боюсь, что она не слишком увлекает его. За последние годы из всех певчих птиц он слышит только безумного попугая, который требует возврата долгов от России.
15 ноября. Сегодня лорд Лавентри и Мабель, закутанные в легкие беличьи меха, поднялись на воздушном шаре из Ричмонда. Холодный ветер дул в сторону континента. Лорд захватил с собой в мешках вместо балласта три миллиона фунтов стерлингов в банкнотах. Больше шар поднять не мог.
Было сделано все возможное, чтобы сведения о полете не проникли в печать. Поэтому корреспонденты отсутствовали. Из провожающих были только я и полковник Мальмер. Хотя оба мы являемся представителями службы, охраняющей интересы Англии, помешать полету мы не могли. Служба не захотела силой препятствовать лорду, ибо это нарушило бы неприкосновенность личности. Наше противодействие операции выразилось в том, что мы отпустили с лордом Мабель.
Канаты, удерживающие шар, были подпилены. Шар сделал гигантский прыжок и затем начал забирать на юго-восток. Скоро он уменьшился до размера луны, а потом скрылся из глаз. Инженер, бывший при этом, уверяет, что никакой опасности в полете нет. Шар сделан из лучшего английского материала и наполнен чистейшим водородом. Такие путешествия, по словам инженера, часто совершаются богатыми людьми в Америке по воскресеньям.
Я рассчитываю на красноречие Мабель. Мне кажемся, что она легко сумеет уговорить лорда вернуться в Англию и бросить всю затею. На огромной вышине, куда не достигают шумы земли, слова ее будут звучать особенно убедительно.
На пути из Ричмонда полковник надоедал мне вопросами о княгине Долгорукой. Разумеется, я не счел возможным знакомить его с полной ее биографией. Я сказал ему, что она красивая женщина и только.
16 ноября. Я начинаю волноваться за Мабель. От нее нет никаких известий. Ветер дует в прежнем направлении. Может быть, шар уже в России.
Вечером я был у деда. Он спросил меня:
— Как поживает твоя жена?
И я не знал, что ответить, так как, конечно, скрыл от него, что Мабель улетела.
17 ноября. Все окончилось благополучно. Нет на свете женщин надежнее англичанок. Я получил от Мабель телеграмму из Польши: они опустились около Брест-Литовска и теперь возвращаются обратно. Шар нисколько не пострадал, и его покупает польское военное ведомство. Три миллиона фунтов переводятся обратно в Лондон.
С этой телеграммой я побывал в Интеллидженс Сервис. Варбуртон сказал мне, что обо всем происшедшем будет доложено Черчиллю, который как канцлер казначейства заинтересован в полной ликвидации плана Лавентри.
21 ноября. Мабель вернулась. Она немного похудела, но в общем вполне довольна прогулкой. Жалуется только, что было слишком холодно и что спать пришлось в сидячем положении.
Вечером мы сидели у нашего электрического камина, и Мабель тихонько рассказывала мне подробности путешествия. Она испытала много интересных ощущений и видела перистые облака под ногами.
В этом месте рассказа она сделала значительную паузу и, чуть смутившись, продолжала:
— Здесь я должна тебе признаться, Эдди. Когда мы оказались над перистыми облаками, лорд три раза поцеловал мне руку поверх перчатки и просил меня быть его женой. Он сказал, что только в случае моего согласия он навсегда откажется от плана.
— И что же вы ответили ему?
— Что я могла ему ответить? Я попросила его подождать.
— А он?
— Он согласился ждать три месяца и выпустил из шара газ.
— Но я не дам вам развода.
— Я и не прошу. Надо было выиграть время. Через десять минут мы должны были миновать границу. Не забывайте, что я действовала по вашему поручению.
Я поцеловал руку Мабель и успокоился. Конечно, она поступила вполне правильно. За три месяца много воды утечет. Я успею окончить свою работу и самостоятельно займусь ликвидацией плана Лавентри.
10 декабря. Ко мне пришел Долгорукий, взволнованный и непричесанный. С большим возмущением он сообщил мне, что его уволили со службы, так как вышел приказ, чтобы секретные поручения исполнялись только англичанами. Для меня это сообщение не было неожиданностью, потому что я давно уже слышал, что такой приказ готовится.
Но Долгорукий долго не мог успокоиться. Он ходил по комнате и все время повторял, что будет принужден принять крайние меры.
— Какие же? — спросил я. — Ведь не собираетесь же вы шантажировать Интеллидженс Сервис? Да вы и не имели доступа к настоящим делам.
— О шантаже и не помышляю, — ответил князь с полной искренностью. — Но я рассуждаю так: раз моя голова больше не нужна Англии, я предложу ей свои руки: поступаю в доки рабочим!
— Вы, конечно, шутите?
— Нисколько. Мне больше ничего не осталось делать. Придется нести крест эмигранта до конца.
— Но это вам скоро надоест.
— Ни в коем случае. Вся царская гвардия работает в Европе на поденщине. Чем я хуже других?
— Абсурд. Через два месяца вы проклянете свое решение и прибежите ко мне занимать деньги.
— Этого никогда не будет, Кент. Вы плохо знаете русских. Мой прадед запорол на своем веку больше ста девок. Но это не помешало ему кончить жизнь в монастыре. Он сделался столпником, то есть стоял на одном месте и молился. Конечно, стоять на месте я не способен. Но работать в доках я буду. Говорят, что труд облагораживает душу. Тем лучше, это тоже подходит мне. Ведь здесь в Лондоне, откровенно говоря, я незаметно для себя сделался подозрительным человеком.
— Но княгиня? — сказал я. — Ведь это ей не понравится. Теперь, когда она работает в кино и у нее бывает полковник, вряд ли она придет в восторг от вашего решения.
Долгорукий посмотрел на меня серьезно.
— А вы разве ничего не знаете?
— Ничего.
— Она уехала от меня на той неделе и, кажется, навсегда. Ей, видите ли, хочется жить поближе к кинофабрике, на которой она работает. Но дело, конечно, не в этом. Она поддалась на уговоры полковника Мальмера, вашего развратного тестя. Он взял ее своими солидными знакомствами в кругах кино и своим постоянством. Ведь почти два года он не выходил из нашей гостиной. За это время можно сдвинуть с места Вестминстерское аббатство, а не только женщину.
— Вы очень огорчены, Долгорукий? — спросил я мягко.
— А вы?
— Чего же мне огорчаться?
— Как чего? Ведь полковник обещал на ней жениться. Так что вы уже не можете рассчитывать теперь на солидное наследство.
— Бросьте, Долгорукий…
— Представьте себе: Юлия взяла его в ежовые рукавицы. Он уже говорил со мной о разводе.
— И вы согласились?
— Да, и совершенно бесплатно. А ведь мне казалось, что вы уже знаете всю эту историю…
Я проводил Долгорукого, взяв с него слово заходить ко мне и информировать о ходе дел. Его намерение поступить в рабочие скорее насмешило меня, чем огорчило: мне он теперь вряд ли может быть полезным. Я работаю при военном ведомстве и имею полное основание рассчитывать остаться там на постоянной работе. Долгорукий был ценен как помощник в рискованных предприятиях, как военный теоретик — он мне не нужен.
После ухода князя я имел краткий разговор с Мабель относительно планов ее отца. Она отнеслась совершенно спокойно к диким намерениям полковника.
— Его деньги мне не нужны, — сказала она. — А кроме того, мы условились не мешать друг другу жить.
Вечером я был у деда. После некоторых размышлений я решил скрыть от него план полковника. Это могло бы слишком взволновать его. Ведь старик уже серьезно считает меня наследником всех богатств моего тестя и только сокрушается, что у меня нет детей.