Джордж Джемс - Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов
Лицо сира Джулиана побледнело, и на этом фоне выделялись ярко блестевшие глаза. Он кусал губы, но не сказал ни слова, чтобы умилостивить монарха.
В это время де Кюсси приблизился к королю, и сказав, что старый граф взят в плен его солдатами, попросил позволения сказать несколько слов сиру дю Монту.
– Говорите, де Кюсси, я разрешаю вам изложить упрямцу условия и попытаться убедить его, – ответил король. – Но говорю вам, если он не согласится отдать вам руку дочери, то пойдет на плаху. Посмотрим, чем вы сможете его убедить.
– Что я сказал, то свято! – продолжал бормотать сир Джулиан, мое решение неизменно…
– Граф, – начал де Кюсси, – вы как-то сказали мне, что я могу просить руки вашей дочери, если Вильгельм де ла Рош умрет, если вы будете моим пленником, и если я буду не менее богат, чем вы. Так знайте, что Вильгельм Гюйон убит, убит одним из моих воинов, в то время, как он бежал с поля битвы. Счастье улыбнулось мне – вы мой пленник. И мне кажется, что власть, подаренная мне милостью нашего короля, возвратить вам жизнь и свободу, стоит вашего богатства. Все три условия совпали. Ваше решение?..
– Нет! – ответил старый граф, – нет! – Он снова запел ту же песню. – Что я сказал, то… – но был прерван королем, гнев которого уже успокоился, и сейчас он скорее забавлялся этой сценой.
– Подождите, сир Джулиан! Подождите! Мне кажется, что вы не соглашаетесь только потому, что сир Гюи не так богат как вы; но этому можно помочь. В нашей власти сделать сира де Кюсси даже богаче вас, а уж знатностью он вам не уступает. Высокородные бароны, подойдите поближе! Слушайте наше решение!
Французские дворяне, бывшие свидетелями этой сцены, приблизились к королю, и Филипп продолжал:
– Граф Джулиан дю Монт, я, Филипп Второй Август, король французский, в присутствии и с согласия наших пэров, обвиняю вас в оскорблении королевского величества, и объявляю, что все ваши земли, поместья, замки и прочие владения, а такие все ваше движимое имущество конфискованы в пользу французской короны, которая распоряжается отныне всем, чем вы владели.
– Король высказал вам наше решение, граф, – прозвучало одновременно несколько голосов присутствовавших дворян, и сир Джулиан, несмотря на свою твердость, переменился в лице.
– Теперь, граф дю Монт, – продолжал король, – у вас нет ни одного клочка земли, ни одной монеты в вашем распоряжении, в то время как сир де Кюсси владеет своей землей. Вильгельм де ла Рош Гюйон убит, а вы пленник сира Гюи. Все условия выполнены и мы требуем, чтобы вы сдержали ваше слово и дали согласие на брак вашей дочери Изидоры с рыцарем де Кюсси.
– Что я сказал, то свято. Мое решение так же твердо, как и центр земли, – снова начал граф, и у короля от гнева кровь прилила к лицу, но продолжение последовало иное. – Сир де Кюсси, я обещал вам свою дочь при соблюдении определенных условий; они исполнены, и она ваша. Однако мне прискорбно отдавать свою дочь за нищего, хоть и благородного, рыцаря.
– Нищего! – вскричал Филипп, и отступивший гнев, после согласия дю Монта на брак, снова зазвучал в его голосе. – Знайте, что хотя одной его храбрости достаточно, чтобы сделать рыцаря достойным руки дочери принца, но он вдвое богаче, нежели вы когда-нибудь были.
– Да, де Кюсси, земли, владения, все прекрасные поместья на берегах Роны, принадлежавшие графу Танкервильскому, мужу сестры вашего отца, теперь ваши, в силу завещания, подписанного графом. Я был вынужден пользоваться доходами с этих земель, но обязался возвратить их вам, если граф умрет, или ему самому, если он вернется из Палестины, куда, как говорили, он отправился. Я следовал, поступая именно так, советам мудрого старца Бернарда, Венсенского пустынника, умершего десять дней тому назад. Мне также стало известно, что этот благочестивый отшельник и был сам граф Танкервиль. За несколько часов до смерти он написал и отправил мне письмо, полное мудрых советов и наставлений. Он также просил отметить вас, Гюи, нашей дружбой и покровительством. Но это излишне, так как я питаю к вам чувство дружбы уже давно. Таким образом, согласно завещанию, вы, Кюсси, оказываетесь богаче старика, на дочери которого женитесь, и в наказание за его упрямство я отдаю вам и вашим наследникам все его конфискованные владения и предоставляю вам право назначить опальному графу содержание.
Граф Джулиан опустил голову. Однако, забегая вперед, мы можем сказать, что после заключенного вскоре брака прекрасной Изидоры и сира Гюи, он никогда не жалел, что король отдал его владения в распоряжение зятя.
* * *Спустя шесть дней после событий описанных нами в двух предыдущих главах, Филипп-Август ехал впереди группы рыцарей, пажей и оруженосцев. Он спешил разделить свою радость с Агнессой и сказать ей, что после столь блистательной победы над врагом, он сможет диктовать свои условия даже церковникам и добиться от них утверждения его развода и подтверждения брака с ней. Эти мысли, радовали Филиппа. Весел был и де Кюсси, ехавший рядом с ним и мысленно уже обнимавший свою ненаглядную Изидору.
Царило прекрасное июльское утро, и легкие облачка пробегавшие по небу несколько смягчали солнечный зной. Вскоре облачка сгустились, потемнели, несколько первых крупных капель упали на лошадей и всадников. Де Кюсси, посмотрев вверх, обратил внимание короля на голубя, летевшего над их головами.
– Государь, – сказал рыцарь, – это не простой голубь, это посланник. Такой вид связи часто использовался в Палестине. Взгляните, государь, у него на шее привязано ленточкой письмо.
– Есть ли у кого-нибудь сокол? – вскричал король. – Я бы отдал тысячу монет за сокола!
Один из пажей королевской свиты вез на руке сокола. Услыхав восклицание монарха, он снял с птицы колпак, отвязал и пустил. Сокол расправил крылья, взвился, заметил голубя и начал преследовать свою добычу.
– Браво, молодой человек! – сказал король. – Как твое имя?
– Губерт, государь, – отвечал паж, не поднимая взгляда.
– Губерт! – повторил Филипп. – Как! И больше ничего?
Паж молчал.
– Итак, – торжественно проговорил король, – отныне ты будешь зваться Губерт Дефоконпре.
Пока они так разговаривали, сокол набрал высоту, молнией упал на голубя, схватил его и вернулся к хозяину. Паж освободил несколько потрепанного голубка от когтей охотника и подал королю. Филипп развязал ленту, которой крепилась записка на шее птицы, приласкал голубя и отпустил.
Лицо короля, едва он начал читать записку, смертельно побледнело. Не говоря никому ни слова, он пришпорил свою лошадь и во весь опор поскакал к Рильбуазскому замку. Его свита пустилась за ним вдогонку, не зная, чему приписать столь неожиданную перемену в короле.
