Редьярд Киплинг - Наулака
Она отбросила их царственным жестом.
— Лучше не входить, — шепнул на ухо Кэт Дунпат Рай. — Во дворе местный жрец, и он волнует их умы. К тому же я и сам чувствую себя взволнованным.
— Но что это все значит? — переспросила Кэт.
Больница была в руках суетливой толпы. Люди растаскивали постельное белье и кухонную утварь, лампы и носильное белье, перекликались сдержанными голосами на лестницах, выносили больных из верхних палат, как муравьи тащат яйца из разрушенного муравейника, по шесть — восемь человек на больного. Одни держали в руках пучки златоцвета и останавливались на каждой ступеньке, бормоча молитвы, другие боязливо заглядывали в аптеку, а третьи таскали воду из колодца и лили ее вокруг кроватей.
В центре двора голый, как помещавшийся тут некогда сумасшедший, перепачканный золой, длинноволосый, с орлиными когтями на пальцах, сидел полубезумный бродячий местный жрец и, размахивая над головой палкой, заостренной на конце, как пика, распевал громким, монотонным голосом какую-то песню, заставлявшую мужчин и женщин работать быстрее.
Песня перешла в крик свирепой ненависти при виде Кэт, бледной от гнева, со сверкающими глазами.
Она быстро бросилась в толпу женщин — ее женщин, которые, как она думала, полюбили ее. Но они были окружены своими родственниками, и один житель селения, находившегося в пустыне, с громким голосом, с голыми ногами, оттолкнул Кэт.
Он не хотел сделать ей что-либо дурное, но женщина из пустыни ударила его ножом по лицу, и он удалился с громким воем.
— Дайте мне поговорить с ними, — сказала Кэт, и стоявшая рядом с ней женщина, подняв руки, усмирила шумевшую толпу.
Только жрец продолжал свою песню. Кэт быстро подошла к нему. Ее маленькая прямая фигурка дрожала.
— Замолчи, — крикнула она на местном наречии, — или я сумею заткнуть тебе рот!
Жрец замолчал, а Кэт, стоя среди женщин, заговорила страстно:
— О мои женщины, что сделала вам я? — крикнула она на местном наречии. — Если есть какая-либо ошибка, кто исправит ее, как не ваш друг? Ведь вы же можете сказать мне все и днем и ночью. — Она протянула руки. — Слушайте, сестры мои! С ума вы сошли, что хотите уйти, наполовину вылеченные, больные или умирающие? Вы можете уйти, когда угодно. Только ради вас самих и ради ваших детей не уходите раньше, чем я вылечу вас, если будет угодно Богу. Теперь в пустыне лето, а многие из вас пришли издалека.
— Она говорит правду! Она говорит правду! — раздался чей-то голос в толпе.
— Конечно, я говорю правду. И я хорошо относилась к вам. Вы должны сказать мне причину вашего бегства, а не убегать, словно мыши. Сестры мои, вы слабы и больны, а ваши друзья не знают, что лучше для вас. Но я знаю.
— Что мы можем поделать? — крикнул слабый голос. — Это не наша вина. По крайней мере, я хотела бы умереть в покое, но жрец говорит…
Снова поднялся шум.
— На пластырях написаны заклинания…
— Зачем нам становиться против воли христианами? Это спрашивает мудрая женщина, которую отослали отсюда.
— Зачем на тела ставят странные дьявольские знаки? И они горят, как огни в аду…
— Вчера пришел жрец — святой человек, что сидит вон там, и он сказал, что ему было открыто, когда он сидел среди гор, что у дьявола готов план, как заставить нас потерять нашу веру…
— И отправить нас из больницы со знаками на теле — да, а у детей, которых мы родим в больнице, будут хвосты, как у верблюдов, и уши, как у мулов. Так говорит мудрая женщина, так говорит жрец.
— Тсс! Тсс! — кричала Кэт в ответ. — Какие пластыри? Что за ребяческий разговор о пластырях и дьяволах? Не один ребенок, а много детей родилось здесь и все были пригожи. Вы это знаете! Это слова недостойной женщины, которую я отослала, потому что она мучила вас.
— Нет, но жрец сказал…
— Что мне за дело до жреца? Ухаживал он за вами? Наблюдал за вами по ночам? Сидел у вашей постели, поправлял ваши подушки и держал вас за руки, когда вы страдали? Брал он у вас детей и укачивал их, когда сам нуждался в отдыхе?
— Он святой человек. Он сотворил чудеса. Мы не решаемся подвергнуться гневу богов.
Одна женщина, посмелее других, крикнула: «Взгляните!» — и поднесла Кэт горчичник, недавно выписанный из Калькутты, на оборотной стороне которого красными чернилами были отпечатаны фамилия аптекаря и клеймо фирмы.
— Что такое эта дьявольская штука? — свирепо крикнула она.
Женщина из пустыни схватила ее за плечо и заставила встать на колени.
— Молчи, безносая женщина! — кричала она дрожащим от страсти голосом. — Она сотворена не из той глины, что ты, и твое прикосновение осквернит ее. Помни твою навозную кучу и говори тихо.
Кэт, улыбаясь, подняла горчичник.
— А кто говорит, что это дело дьявола? — спросила она.
— Святой человек, жрец. Конечно, он должен знать.
— Нет, вы должны знать, — терпеливо проговорила Кэт. Теперь она поняла, и ей стало жаль несчастных. — Вы прикладывали эту штуку. Была она вредна тебе, Питиха? — продолжала она, указывая на женщину, стоявшую прямо перед ней. — Не один, а много раз ты благодарила меня за облегчение, которое дал тебе этот талисман. Если это было дело дьявола, то почему оно не сожгло тебя?
— Право, очень жгло, — ответила женщина с нервным смехом.
Кэт невольно рассмеялась.
— Это правда. Я не могу сделать мои лекарства приятными. Но вы знаете, что они приносят пользу. Что знают эти люди, ваши друзья — крестьяне, погонщики верблюдов, пастухи коз — об английских лекарствах? Разве они там, в горах, так умны, или жрец так умен, что могут судить о твоей болезни за пятьдесят миль отсюда? Не слушай их! Не слушай! Скажи им, что ты останешься, и я вылечу тебя. Большего я не могу сделать. Для этого я приехала сюда. Я слышала о ваших несчастьях за десять тысяч миль, и они жгли мне сердце. Ложитесь на свои постели, сестры мои, и велите уйти этим глупым людям.
Среди женщин раздался шепот. Они как бы соглашались и колебались. На одно мгновение решение склонялось то в одну, то в другую сторону.
Потом человек, который был ранен в лицо, крикнул:
— Какая польза от разговоров! Возьмем наших жен и сестер! Мы не желаем иметь сыновей, похожих на дьяволов. Подай голос, о отец! — обратился он к жрецу.
Святой человек выпрямился и сгладил впечатление призыва Кэт потоком брани, заклинаний и угроз. Люди начали проходить мимо Кэт по двое, по трое, почти насильно уводя с собой родных.
Кэт называла женщин по именам, умоляя их остаться, доказывала, убеждала, попрекала. Все было напрасно. Многие из них были в слезах; но ответ был один. Им жаль, но они только бедные женщины и боятся гнева своих мужей.
