Юрий Шестера - Бизерта
Глава VIII
Неизбежный финал
Жизнь русской колонии в Бизерте можно было определить одним словом — ожидание. Ожидание краха Русской эскадры. Это в равной степени относилось и к остаткам экипажей кораблей, и к населению лагерей беженцев, оставшемуся в них.
Степан Петрович не спеша, со знанием дела, разлил шампанское по фужерам. Утомленные ласками, но счастливые от близости друг с другом, они сидели за столом в гостиной их «гнездышка». Ольга Павловна накинула свой неизменный пеньюар, муж же восседал в домашнем халате, купленном ею после фиаско с пеньюаром. Приобретая халат, она с досадой укоряла себя: «Себе так сразу же, как только Степа арендовал флигель, добыла самый лучший пеньюар, который только смогла найти в Бизерте, а о любимом так и не соизволила позаботиться».
— Ну что, Оля, давай попробуем охладить наш пыл этим замечательным напитком, — улыбнувшись, предложил он, подняв фужер.
— С удовольствием, Степа! Уже в который раз мы с тобой совершаем этот «обряд», который стал уже традиционным, и тем не менее каждый раз я благодарю судьбу за встречу с тобой.
— А ты, между прочим, рискуешь, вознося своего возлюбленного, — усмехнулся тот.
— Это чем же? — озадаченно посмотрела она не него.
— Да тем, что он может возгордиться, посчитав, что ему нет равных среди мужчин, — с бегающими чертиками в глазах пояснил тот.
— И это я слышу от мужчины, с которым прожила более полутора десятка лет! — рассмеялась она и нежно поцеловала его в щеку. — Я не рискнула поцеловать тебя в губы, так как в этом случае нам бы уж точно пришлось выпивать этот наш замечательный напиток уже выдохшимся, — лукаво сказала она с сияющими от счастья глазами.
— Ты, Оля, исключительно тонкий психолог! — рассмеялся и он.
Чокнувшись фужерами, они не спеша осушили их.
— Ты знаешь, о чем я подумал?
Та внимательно посмотрела на него, женским чутьем почувствовав перемену в его настроении.
— Мы вот здесь с тобой наслаждаемся тишиной и покоем уединения как следствием нашего финансового благополучия. Правда, благополучия, достигнутого не мной лично, — вздохнув, уточнил он, — а за счет накоплений, созданных несколькими поколениями моих предков. А в это же время подавляющее большинство моих товарищей по несчастью ломает голову над тем, как выжить в это лихолетье со своими семьями. Я имею в виду тех, кто еще остался на эскадре. А как приходится выкручиваться тем, кому пришлось покинуть ее? Честно говоря, даже не представляю… Вот, к примеру, ты лишилась работы из-за того, что «Добычу» с ее операционной продали итальянцам. И это практически не отразилось на нашем семейном бюджете. — Ольга Павловна быстро глянула на него: «Уж не шутит ли?» — В то время как для других семей, — с горечью продолжил он, — это стало бы чуть ли не трагедией. Ты же сама говорила мне об этом. Ведь так?
Та согласно кивнула головой. «Как же сильно развито в нем чувство справедливости, — благодарно подумала она. — Казалось бы, живи себе в свое удовольствие, если уж так повезло. Так нет же, его мучают мысли о других, оказавшихся в более тяжелом положении».
— Я понимаю тебя, Степа. Но давай быть справедливыми хотя бы перед самими собой. Ведь все те, о ком ты говоришь, оказались в столь тяжелом положении не по своей же вине. Кроме того, как мне стало известно из разговоров на «Георгии», многие из покинувших эскадру и членов их семей как-то устроились: кто на общественных работах, кто в госпиталях, мастерских, аптеках, а кто кассирами и счетоводами в различных бюро и даже на электростанции. Так что не все уж так безнадежно, как тебе кажется.
Степан Петрович благодарно посмотрел на нее.
— Ты, наверное, права. Недавно я получил письмо от моего бывшего инженера-механика.
— От Николая Кирилловича? — заинтересованно спросила та, оживившись.
— От него самого, — улыбнулся он. — Запомнила, стало быть, этого галантного лейтенанта?
— А как же, — усмехнулась Ольга. — У тебя на «Гневном», как мне помнится, мужланов среди офицеров вроде бы как не было.
— Спасибо на добром слове, дорогая, — усмехнулся Степан Петрович. — Я же ведь специально подбирал на свой миноносец офицеров именно по этому критерию.
— Не заводись, Степа! — примирительно сказала Ольга Павловна. — В экипаже твоего миноносца действительно были достойные офицеры. Но ты, как мне помнится, хотел что-то сказать о письме инженера-механика?
— Извини, Оля, но во мне, видимо, гипертрофически развито чувство собственника, — рассмеялся тот, — если так реагирую только об одном упоминании тобой нашего общего знакомого, да к тому же еще и моего подчиненного, — иронически заметил он, на что та лишь снисходительно улыбнулась. — А Николай Кириллович пишет о том, что уже освоился в песчаной пустыне на юге Туниса.
— А как же его семья? — ужаснулась та.
— К счастью, он холост. А ты что, не знала об этом или уже забыла? — осуждающе вскинулся он, подозрительно глянув на супругу.
— Тебе, Степа, явно не идет роль Отелло, — укоризненно сказала Ольга Павловна, — а мне бы, признаюсь, очень не хотелось оказаться на месте Дездемоны, тем более что я не имею привычки ронять свои платочки. Да к тому же еще и со своими вензелями, — уже откровенно рассмеялась она.
Тот же обнял ее:
— Поступок мавра, конечно, отвратителен, но с точки зрения уязвленного мужского самолюбия вполне оправдан. — Ольга Павловна инстинктивно отшатнулась, с явным беспокойством глянув на него. — Но я же, как ты, конечно, знаешь, ничуть не страдаю комплексом этого несчастного ревнивца, — успокоил он ее.
— Почему же это «несчастного»?
— Да потому что я-то всего-навсего нормальный ревнивец, — рассмеялся Степан Петрович, довольный своим каламбуром.
Ольга Павловна только покачала головой, услышав столь озадачившее ее «чистосердечное» признание самого близкого ей человека, не считая, разумеется, детей и родителей.
— Тем не менее, несомненно, что Шекспир очень даже хорошо знал то, о чем писал. В рамках морали того времени, разумеется, — уточнил тот и, считая этот «профилактический» вопрос исчерпанным, вернулся к прерванному разговору: — И как мне представляется, Николай Кириллович еще не скоро обзаведется семьей.
— Почему, Степа? Ведь он же далеко уже не мальчик.
— Потому, Оля, — назидательным тоном пояснил он, — что мужчина, правильнее сказать, уважающий себя мужчина заводит семью только тогда, когда будет уверен, что сможет обеспечить ее как минимум безбедное существование. А до тех пор должен удовлетворять свои физиологические потребности любыми другими доступными для него возможностями.