Поль Феваль - Лондонские тайны
Дом был совершенно пуст.
ЧАСТЬ II
Львиная пасть
Глава первая
НА ВОЛОС ОТ СМЕРТИ
Утренний свет пробивался в ставни небольшого домика. В это время маркиз Рио-Санто вставал с постели. Позади его кабинета была маленькая комната, которую хозяин меблировал не так роскошно, как другие комнаты своего великолепного дома, но зато с комфортом. В простенке висел портрет какой-то женщины. Против портрета находилась кровать, с которой доносилось лихорадочное дыхание больного. Первые лучи восходящего солнца проникали через занавески, и при них тускнел свет стоявшей на столе лампы.
Около постели, в кресле, сидел Рио-Санто. Когда лампа вспыхивала, в глубине постели можно было различить бледное и исхудалое лицо больного, который не спал. Глубоко ввалившиеся глаза его то блестели, то становились безжизненными. Бледный и видимо утомленный Рио-Санто беспокойно поглядывал на больного. На часах было семь утра.
— Еще одна бессонная ночь после праздного дня, — пробормотал Рио-Санто. — Да, этот человек прав… Он убьет меня!
Больной судорожно зашевелился и Рио-Санто помочил ему лицо прохладной водой и уксусом.
— Обе… обе! — простонал больной.
— Обе! — печально проговорил и Рио-Санто, жадно впиваясь глазами в лицо больного. — Шесть дней я только и слышу эти слова, и не могу понять их смысла! Целые пятнадцать лет я не тратил напрасно ни одного часу, а теперь бездействую седьмой день, теперь, когда каждый день моей жизни стоит года! Бедный Энджус! Он страдает и я обязан заботиться о нем, потому что он брат той, которую я и по прошествии стольких лет не могу забыть! И за двадцать четыре часа свободы я отдал бы с радостью весь остаток жизни! Есть же счастливцы на свете, которые могут идти к цели, гордо подняв голову, не скрываясь! Сколько преград пришлось мне преодолеть на своем пути! Как много жизни истратил я на удовлетворение своих низких страстей. Да, мне необходимо идти вперед, и вот человек, который останавливает меня, когда я так близок к цели… Человек, который мне почти так же близок, как брат, при виде которого меня мучают угрызения совести, который знает все мои тайны!
— Видел, видел! — глухо вскрикнул Мак-Ферлэн. — Кровавая рана… и таинственный голос шепнул мне: «Он должен погибнуть от твоей руки!»
— Погибнуть от твоей руки? — глухо повторил Рио-Санто. — Какая ужасная казнь, но я не смел бы жаловаться.
Потом все смолкло. Дневной свет все более и более заменял свет лампы.
— Дункан! — вдруг закричал Мак-Ферлэн. — Дункан! Скорей моего вороного коня, мне нужно за реку, в Лондон. Я должен убить Ферджуса О'Брина. Он убил моего брата, Мак-Наба.
— Я оседлаю тебе коня, — кротко ответил Рио-Санто, — но не забывай того, что и Ферджус О`Брин тебе брат.
— Правда, — произнес вздрогнувший больной, — твоя правда, и у меня не будет ни брата, ни… Великий Боже! Обе, обе!.. — И голова больного тяжело повалилась на подушки. Минуту спустя больной с насмешкой заговорил опять: — Рио-Санто! Знаю я его… ложь! Какой это Рио-Санто? Это Ферджус, разбойник, убийца. Я когда-то любил его и потому щажу, но не всегда же я буду так малодушен. Я послушаюсь таинственного голоса… Моего коня, Дункан! — Рио-Санто грустно слушал бред и не решался отойти от постели Мак-Ферлэна: никто не должен был знать его тайн.
Мак-Ферлэн привстал на постели. Его сморщенное лицо и блуждающие глаза вызывали страх. Рио-Санто засучил рукава и запахнул свой бархатный халат, как бы приготовляясь к горячей борьбе.
Мак-Ферлэн тихо запел. Его глаза вдруг налились кровью, и он судорожно вцепился костлявыми пальцами в одеяло; на губах у него выступила пена и он весь задрожал…
Рио-Санто все это было знакомо. Уже шесть дней ему по нескольку раз в день приходилось оставаться с Мак-Ферлэном, чтоб помешать ему выскочить из окна за воображаемым похитителем. Рио-Санто, измученный продолжительной бессонницей, равно как и борьбой с человеком, сила которого удесятерялась горячкой, чувствовал, что и ему скоро изменят последние силы.
Вдруг Мак-Ферлэн захрипел и яростно сбросил одеяло.
— Вот, вот они! — вскричал он. — Обе… В лодке… Я догоню их!
И он бросился к окну. Рио-Санто удалось остановить его. Со страшным воплем Мак-Ферлэн впился ногтями в его шею. Началась отчаянная борьба. Наконец Рио-Санто повалил Мак-Ферлэна на постель. Но в ту самую минуту, когда он надеялся перевести дух, Мак-Ферлэн с диким криком схватил его за горло и все сильнее и сильнее сдавливал его. Обессилевший Рио-Санто прошептал:
— Мария!
Мак-Ферлэн вздрогнул и опустил руки.
— Мария! — глухо повторил он. — Кто здесь говорит о Марии.
Рио-Санто лежал бездыханный. Мак-Ферлэн, увидев его, отстранился и гневно вскричал:
— Ферджус О'Брин!.. Я убил его… Опять этот призрак… — И с выражением ужаса на лице он отвернулся. В глаза ему бросился портрет, висевший между окон.
— Мария! — тихо шептал он. — Моя добрая Мария… Она не видит и не обнимет своего старика брата. Да, я уже стар, а она еще как хороша и молода, назло всем страданиям.
Больным овладела сильная дрожь, и он, с видом шалившего ребенка, стал подвигаться к постели, умоляя:
— Прости же меня, милая Мария, прости, не сердись, я лягу… Я хотел найти воды… Зачем не оседлали коня? Мне так хотелось увидеть детей и убить Ферджуса О'Брина, убийцу моего брата.
Тут он опять увидел Рио-Санто и бросился на постель, закрывая лицо руками.
— Великий Боже, — глухо бормотал он. — Опять это ужасное видение!
Глубокая тишина воцарилась комнате.
Глава вторая
СЕРЕНЬКИЙ ДОМИК
Немного времени спустя в тихо растворившихся дверях появилось бледное лицо доктора Муре.
Не успел он переступить порог, как на противоположном конце комнаты щелкнул замок и вбежал Анджело Бембо. Доктор Муре едва успел закрыть потайную дверь. Вслед за Бембо вбежал Ловели и с громким лаем бросился к потайной двери. Полаяв около нее, пес закружился вокруг лежащего Рио-Санто, обнюхивая его с жалобным визгом. Бембо бросился к маркизу.
— Синьор! — боязливо шептал он. — Ради Бога! Что с вами? Ответьте мне. Вы приказали не входить в эту комнату, но я день и ночь не отходил от двери… И зачем я отошел на одну минуту?
Им овладело отчаяние. Он был молод и отличался способностью чувствовать сильно и глубоко. Он любил Рио-Санто и искренно был ему предан, потому что сумел отгадать кое-что из тайных замыслов Рио-Санто, представлявшемуся ему идеалом всего прекрасного, благородного и великого.