Энтони Ричес - Твердыня тысячи копий
– В-видал? К-как н-неча д-делать…
Еще один усталый воин вылез рядом, и декурион показал влево.
– Вон туда, на десять шагов. Оботрись одеялом и надевай снаряжение. Ты мне нужен для боя.
Следующим из воды появился Кадир. Гнедая как ни в чем не бывало повиновалась его руке, и Силий даже поморщился:
– Эх, нет правды на свете. Мало того что он лучший наездник во всей этой мерзопакостной стране, так у него еще и инструмент по колено…
Хамианец покачал головой и ткнул большим пальцем за плечо.
– Если хочешь всерьез перепугаться, взгляни-ка туда. А то с чего бы мне так спешить?
Оба офицера перевели взгляд ему за спину, на вздымающегося из воды левиафана по имени Арминий. Силий аж присвистнул.
– Чтоб мне в Тартар провалиться…
Проходя мимо, германец снисходительно улыбнулся, и декурион показал ему на туман, еще заливавший речной берег.
– Достань свой меч, а потом уйди с глаз моих долой и там прикройся.
Эскадрон выбирался на сушу то по одному, то парами, пока, наконец, все до единого человека не оказались на нужной стороне реки, где, обтеревшись, могли уже облачаться в доспехи. Туман упорно висел, хотя Марку и почудилось, что с восходом солнца белесая завеса начала истончаться, во всяком случае, на сероватом фоне уже проглядывало яркое пятно со стороны восточного горизонта. Силий бросил туда оценивающий взгляд и решительно кивнул:
– Думаю, где-то через час разойдется, так что выдвигаемся. Надо успеть убраться за холм, иначе нас тут засекут.
Они настороженно пересекли луг, в одном месте спугнув отару овец, что паслись у них на пути. Марк поискал глазами, нет ли поблизости овчара, и, плотнее сжимая рукоять гладиуса, невольно задался вопросом, сможет ли убить ни в чем не повинного человека, лишь бы не провалить задание. Туман, впрочем, так и проглотил разбежавшихся овец, ничем не выдав присутствие пастуха.
– Еще дрыхнет, поди.
Марк скосил взгляд и обнаружил у плеча Кадира. Гнедая опциона непринужденно шла рядом, курясь последними испарениями с обсыхающей кожи.
– Значит, повезло ему.
Хамианец вздернул бровь.
– А ты что, был готов зарезать невинного пастуха?
Римлянин с сомнением покачал головой.
– Сам не пойму… Чего не скажешь про нашего декуриона. Он, похоже, и глазом бы не моргнул.
Кадир понимающе кивнул.
– Это называется быть прагматиком. И, думаю, нам всем придется перенять более гибкий подход, если мы хотим освободить вотадинов из-под ярма их новых хозяев.
Эксцинг разбудил Фелицию при первых лучах рассвета. Несильно пихнув девушку в плечо, он сморщил нос и показал на ручей, возле которого крошечный отряд устроил себе ночлег.
– От тебя, моя сладкая, уже мышами несет. Лезь-ка в воду и сделай так, чтобы до конца дня с тобой рядом можно было находиться.
Она помотала головой; нож, до сих пор привязанный к бедру, слишком хорошо напоминал о себе. Тут не только искупаться, подол приподнять нельзя: сразу заметят оружие.
– Я не собираюсь раздеваться у всех на глазах!
Солдат, чей взгляд Фелиция не раз ловила на себе предыдущими сутками, поднялся с земли, где грелся у костра, и начал вновь оглядывать ее с ног до головы. На губах у него играла наглая ухмылка, которую резко оттенял ледяной взгляд. Сидевший рядом Хищник оторвался от завтрака и, посмотрев вверх, покачал головой, насмешливо пофыркивая:
– Уймись, Максим. Не забывай, о чем я вчера говорил, и, может статься, доживешь до вечера. Ну а ты, милочка, иди мойся, коли сказано. Или хочешь, чтобы я сам тебя в ручей швырнул? Что до моего напарника, он тебя не тронет. У него иные наклонности. Такая, как ты, скорее фаршированную кишку подняться заставит, чем его морщинистый отросток.
Фелиция еще пару-тройку секунд мерила преторианца взглядом, затем встала – и принялась лихорадочно перебирать варианты, потому что нож вновь напомнил о себе. Эксцинг тем временем довел ее до воды и двинулся вдоль поросшего деревьями берега, подальше от суеты лагеря, пока они не добрались до небольшой заводи. Властно показав на озерцо, он остановился, говоря всем своим видом, что не сделает больше ни шагу.
– Раздевайся и мойся здесь.
Фелиция подчинилась, изображая полнейшую робость, сбросила столу, аккуратно свернула ее и положила на траву. Сняв затем обувь, она обернулась к фрументарию.
– Центурион, сделай одолжение, отойди в сторонку. Мне и так несладко, а тут еще ты пялишься, будто я рабыня на рынке…
Эксцинг пожал плечами и развел руки в стороны.
– Ты не слышала, что сказал мой коллега? Мне так же интересно глядеть на тебя голую, как на вон то дерево. – Он вздохнул, слегка покачал головой, затем отвернулся, обращаясь к листве перед глазами: – Ладно, так и быть. Учти только, что придет время, когда твоя скромность уже не поможет. До той поры Хищник тебя будет оберегать, не даст подпортить вплоть до нужного момента, но как только твой Аквила окажется рядом, пощады не жди. А кстати, про твоего ухажера. Вы как вообще сошлись-то? Ты же была женой старшего офицера?
Фелиция отвечала нарочито ровным голосом, чтобы не возбудить лишних подозрений.
– Хочешь узнать про моего бывшего мужа? Там все очень просто. Это была жестокая скотина, любившая меня попросту насиловать. Называл это «подбавить перчику». – Она быстро сняла ножны с оружием, тут же спрятала их в сапожке, затем стянула тунику и шагнула в воду, на секунду задохнувшись от резкого холода. – Все время повторял, что знает, дескать, как мне это нравится, когда пришпилит спиной или лицом к столу, намотает волосы на руку и… Я же говорю, скотина. – Она вышла из воды, быстро оделась и вновь закрепила нож на бедре, под плотным шерстяным покровом туники. – Но свои повадки он приберегал не только для меня. Ходили кое-какие слухи и про тех, кто под ним служил. Вот один из них его и убил во время какой-то стычки несколько месяцев тому назад. И правильно сделал…
Центурион уже поворачивался к ней, когда Фелиция накинула столу, после чего бледно улыбнулась и поблагодарила кивком головы. Глаза фрументария прищурились, пока он переваривал новость, что муж докторши мертв.
– Он был богат?
Поправляя складки, Фелиция безразлично дернула плечом.
– Кажется, где-то под Римом имелось скромное поместье.
– Тебе что, все равно?
Она помотала головой и отмахнулась.
– Наследство мне не положено, сам знаешь. К тому же я не желаю даже касаться его вещей.
– Да, но деньги…
– Ничего от него не хочу. У меня уже все есть для этой жизни.
– А когда мы прикончим юного Аквилу? Что у тебя останется? Уж конечно, тебе лучше вернуться в метрополию и хоть чем-то поживиться, чем гнить тут в нищете. Слушай, а ведь я мог бы тебе помочь. Не задарма, естественно.
