Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение
— Разрешите вам представить, милорд, бурских диверсантов, — и тут же резкий крик:
— Взять их! Сорви-голова оглянулся. За его спиной стоял живой и здоровый Френсис Барнетт. Секунда ошеломления, а затем кулак юного атлета сокрушительно бьет в челюсть. Барнетт клацнул зубами и деревянным истуканом рухнул на пол зала. Логаан засунул руку в мундир, где у него был спрятан маленький револьвер. Но охрана Китченера не дремала. Несколько человек вцепились в Пиита мертвой хваткой. Они повалили его на пол и скрутили руки за спиной. Револьвер отобран. Но Сорви-голова отбивался пока успешно. Уже трое или четверо англичан валялись на полу, оглушенные точными ударами капитана разведчиков. Но силы, конечно же, не равные. Как ни ловок и силен Жан, ему все равно не справиться с толпой офицеров, которая, в конце концов, свалила его на пол. Бурские диверсанты обезврежены. И тут прогремел выстрел и вместе с ним звонкий девичий голос:
— Да здравствует свобода! — выкрикнула Жориса, разряжая свой пистолет в Китченера, отошедшего во время драки на середину зала. Тот пошатнулся и схватился рукой за левое плечо. Жориса его только ранила. Ее тут же схватили. Она сопротивления не оказала, а только напряженно-беспокойным взглядом посмотрела, как поднимают связанного по рукам и ногам Жана. Их взгляды встретились.
— Я люблю тебя! — воскликнула Жориса.
— И я тебя! — как эхо отозвался Жан.
— Ведите их в подвал! — приказал адъютант Китченера. Самого лорда уже уложили на софу, и срочно вызванный врач делал главнокомандующему перевязку простреленного плеча. Логаана, Жорису и Жана окружили офицеры охраны и буквально потащили на выход из зала.
Возле дверей Логаан, сам не зная почему, оглянулся. У портьеры стоял его сын Стейс под руку со своей матерью. Лицо Лиз выражало ироничное презрение к бывшему мужу. Стейс смотрел отчужденно, словно мимо отца. Только конвульсивно дергалось левое нижнее веко, да чуть-чуть дрожали пальцы рук. Все это Пиит Логаан успел заметить одним взглядом, когда его и молодую пару тащили к парадной лестнице. Толчками и окриками спустили вниз в холл, повернули налево. Кто-то из офицеров открыл под лестницей дверь, ведущую вниз в темный гулкий коридор-подвал с несколькими дверями, слабо выделяемыми на фоне более светлых стен. Перед одной из дверей движение затормозилось. Пленников грубо обыскали. Жориса обыскивать себя не позволила, на этот раз энергично отбиваясь. Офицеры оставили ее в покое. Всех троих втолкнули в кромешную тьму спертого воздуха маленькой кладовки. Захлопнулась дверь, клацнул и провернулся замок. Они остановились возле самого входа, взявшись за руки, чтобы не потеряться в полной темноте. Постепенно глаза стали к ней привыкать, и пленники тут же поняли, что они в этой кладовой не одни. В углу кто-то тяжело со свистом дышал: то ли от страха, то ли почему-то спал в неурочное время. Чувствовался затхлый запах грязного человеческого тела, смешанный с застарелым ароматом какого-то одеколона, и оттого в этом сочетании особенно отвратительный, вонючий.
— Кто здесь? — спросил Логаан, развязывая путы у Жана.
— А вы кто? — после некоторого молчания хрипло проговорил удивительно знакомый голос.
— Мы пленники англичан, — сказал Сорви-голова.
— Я тоже, — произнес голос. И Жан узнал говорившего не только по интонации, но и по запаху одеколона. И он уже не сомневался, что в углу на соломе лежит погибший смертью храбрых пулеметчик — коммивояжер Эдвард Фардейцен. Узнал его также и Пиит Логаан.
— Как вы здесь оказались? — удивленно спросил он. — Я попал в плен, — с придыханием проговорил Фардейцен и вдруг закашлялся глухо и надсадно.
— Вы больны? — спросил Сорви-голова. — Да и очень тяжело. Близко ко мне не подходите. Придется разговаривать так. Я вас тоже узнал. И я все расскажу. Надеюсь, вам это интересно.
— Смотря что, — сказал Пиит, усаживаясь в темноте на деревянный пол возле двери. Жориса и Жан сели рядом. — Вы же хотите знать, как я оказался здесь, в подвале президентского дворца? — с остатками внутреннего вызова негромко воскликнул Эдвард.
— Мы вас слушаем, — Жан прислонился головой к двери. Жориса прижалась к нему. Он обнял ее за плечи.
Жан еще никак не мог отойти от пережитого. Внезапное появление живого и невредимого Барнетта опять всколыхнули успокоившиеся было частички души, связанные с этим бандитом. Значит, Фанфан не убил его. Конечно же, ему это только показалось. Он только ранил Барнетта. И тот будет мстить своим пленникам. Безжалостно мстить. А тут еще один оживший убиенный. Интересно послушать его рассказ.
— Я заподозрил Отогера почти сразу, — хриплым голосом начал Фардейцен. — Но поначалу не знал, что за ним слежу не только я один.
— Был еще кто-то другой? — спросил Логаан.
— Догадайтесь, — предложил Эдвард. — Хаессен, — уверенно предположил Сорви-голова.
— Он самый, — подтвердил Фардейцен. — Он, оказывается, видел, как этот англичанин давал Отогеру деньги, и решил по-шантажировать его. Отогер-байвонер[9] — беден как церковная мышь, вот и клюнул на фунты. — Друзей своих, земляков предал, — возмущенно бросил Логаан. — Сейчас, господа, время прагматизма, а не романтики, — назидательно сказал Фардейцен. — Так зачем же буры головы свои кладут за Родину и свободу? — возмутился Жан. — Сдались бы англичанам и договорились полюбовно. — Еще договорятся, будьте уверены, — в голосе коммивояжера прозвучала ирония. — Войне скоро конец. Проиграли мы ее. Разве не ясно? Да и не нужна нам эта война была. Все амбиции президента. Свобода, независимость! А сам думал, как бы англичан со Столовой горы сбросить. "От Замбези до бухты Саймоне — Африка для африкандеров!"'"' Да как мы без Британии с этой страной справимся? Как негритосов в узде станем держать? Ведь их миллионы. И они рады без памяти, что белые друг друга убивают. — Так что же вы с такими убеждениями в кладовой темной сидите? — с ехидством спросил Логаан. — Давно бы уж у Китченера в адъютантах ходили. Он предателей любит. — Тут, господа, вмешалась злодейка-судьба, — горько хмыкнул в темноте Фардейцен. — На свою беду я подслушал разговор Отогера и Хаессена. И в голову мне пришла мысль пошантажировать шантажиста. Я знал о хранящейся в саквояже буссоли, реагирующей на золото. И решил погреть на этом руки. Я потребовал у Хаессена войти к нему в долю при сделке между Отогером и Барнеттом после похищения саквояжа. А сам до того вытащил оттуда буссоль, разрезав дно, когда Фортен спал, и сунул на ее место камешек. Хаессен ничего об этом не знал и поделился со мной фунтами Отогера.
— Теперь понятно, кто украл план английского штаба из палатки! — воскликнул Сорви-голова.
