Пьер Бенуа - Владетельница ливанского замка
В этот миг шофер, со времени отъезда из Дамаска не обращавший на меня ни малейшего внимания, вдруг обернулся и указал мне на какой-то предмет, по направлению к которому мы мчались; я сделал знак, что понимаю, в чем дело.
То была высокая башня, силуэт которой темнел на горизонте. Казалось, она была уже совсем близко, но, объездив всю эту местность тысячи раз, я знал, что нам придется нестись до нее этим бешеным ходом еще не менее четверти часа. Я часто отдыхал у ее подножия, блуждая вокруг нее; ее окрестности были усеяны развалинами — капителями, фронтонами, надгробными камнями с надписями. Огромные тучи постоянно кружившейся здесь мошкары делали это место несносным. Но оно все-таки служило местом привалов, благодаря тени, падавшей от башни.
Мы все ближе и ближе подъезжали к этим величественным развалинам. Уже можно было различить окна, рисовавшиеся на бледнеющем небе. И тогда мое внимание отвлеклось от этого слишком хорошо известного мне памятника и перенеслось на гористую цепь, выраставшую на востоке, за которой лежала Пальмира.
У подножия развалин, скрытые до сих пор от нас восточной стеной, показались вдруг восемь верблюжьих силуэтов. Они стояли все в ряд, опустив головы. Возле них виднелись их вожаки, державшие животных в поводу. От этого отряда отделился человек — офицер, закутанный в широчайший красный с белым бурнус, и пошел навстречу автомобилю.
Это был Вальтер.
Я спрыгнул на землю. Мы встретились молча. Прошла странная минута, в течение которой мы оба не решались взглянуть друг на друга.
— Ну, как теперь твое здоровье? — спросил он, стараясь говорить равнодушным тоном.
— Очень хорошо, благодарю тебя. Благодарю и за то, что встретил.
— Это пришло в голову не мне! Это все Джабер. Его нельзя было отпустить одного так далеко. Тогда я разрешил команде проводить его и сам присоединился к ним.
— Джабер здесь?
— Здесь. Пойдем же, поздоровайся с ним и с солдатами.
Джабер был мой вестовой, бедуин из Алепо, который в течение двух лет ни на один день не расставался со мной. Когда я подошел, он стоял, вытянувшись в струнку, но вдруг весь так и задрожал. На черном лице его, расплывшемся в широчайшей улыбке, блеснули зубы.
К моему великому удивлению, автомобиль, как только мы прошли башню, замедлил ход и остановился. Я понял.
— Джабер, — сказал я, — дай мне руку.
Я крепко пожал ее, эту темную, заскорузлую руку. Потом пожал руки и всем остальным.
— Возвращайтесь не торопясь, — сказал Вальтер. — Ты, Та-га-Тахан, примешь командование. Постарайтесь вернуться к утру.
Он обернулся ко мне:
— Я поеду с тобой. Твой шофер, кажется, уже поразмялся. Скажи ему, чтобы гнал вовсю. Нас ждут!
Мне не понадобилось понукать моего черкеса. Автомобиль снова помчался, все ускоряя свой бег по мере того, как вокруг нас темнело.
Ветер свежел. Фиолетовый дым поднимался с земли. Туман это или костры кочевников? Ни Вальтер, ни я не говорили ни слова. Я смотрел на его башмаки на твердой кожаной подошве — единственная обувь мегаристов. Ветер развевал его рыжую бороду. Полузакрыв глаза, он отдавался опьянению простора и бега.
— Вот долина могил! — сказал я.
Он открыл глаза. Мы въезжали в знаменитое ущелье: его образуют сомкнувшиеся горные цепи, между которыми мой автомобиль мчался от самой Карьятины. Как только мы въехали в это ущелье, воздух стал холоднее, тьма все более сгущалась вокруг нас.
— А вот и могилы! — сказал Вальтер.
Теперь справа и слева от нас вырастали гигантские параллелепипеды, четко выступавшие на небе, озаренном последними отблесками дня. Мы неслись между чудовищными башнями, полными жуткого молчания. Только тот, кто приезжает в Пальмиру в сумерках, может понять весь ужас, какой овладевает сердцем при виде этих черных великанов.
На дороге стало попадаться множество больших и маленьких камней. Тьма стала непроницаемой. Автомобиль замедлил ход, и внезапно вспыхнувшие фонари его прорезали мрак ночи желтым светом.
— Папироску? — предложил Вальтер.
Мы оба нагнулись, чтобы защитить огонь спички от ветра. При ее слабом свете Вальтер, должно быть, заметил слезы на моих глазах. Он быстро потушил спичку, но я почувствовал, как рука его под бурнусом легла на мою; так мы просидели, рука в руке, до самого приезда в Пальмиру.
Ущелье вдруг расширилось. Открылась окутанная мягким сиянием равнина, над которой блестел звездами свод небес. По сторонам появились похожие на лес без листвы и ветвей мраморные столбы Большой Колоннады, и на фоне этой декорации, на крутом холме, вырос, словно птичья клетка, черные прутья которой пересекали бледное небо, — Храм Солнца.
Следуя кратким указаниям Вальтера, черкес направил автомобиль в лабиринт темных улиц. Волнение мое настолько усилилось, что я спрашивал себя, смогу ли я скрыть его, когда мы попадем в полосу света.
— Стоп! — скомандовал Вальтер.
Мы очутились наконец во дворе низкого глинобитного здания, где помещалось офицерское собрание, если только можно назвать таким громким именем пять-шесть тесных комнат, из которых одна, наибольшая и прилегавшая к кухне, служила одновременно и столовой и местом собраний. Таково было жилище капитана Вальтера, одновременно величавое и скромное.
Тени теснились вокруг нас. На лицо мне упал свет фонаря.
— Пойдем в комнату капитана Домэвра, — приказал Вальтер. — Здесь ничего не видно.
Он сбросил свой бурнус на руки вестового.
— Вели приготовить нам питье и займись шофером. Мы вошли в мою комнату.
— Никто здесь не жил со времени твоего отъезда. Позволь тебя познакомить…
За нами вошли двое офицеров. Он представил меня им.
— Лейтенант Реньёль. Лейтенант Коменж. Коменж — мальчишка еще, как видишь, но таких надо бы побольше. Он из алепских спаи. Замещает д'Оллона. Что касается Реньёля, который командует взводом бедняги Ферьера, то это малый, которому пальца в рот не клади. За ним пять лет Сахары — от Чада до Туата.
Я пожал руки моим новым товарищам. Лейтенант Реньёль был маленький, коренастый, с низким лбом, заросшим черными курчавыми волосами; его грубые черты смягчались только сиянием почти наивных глаз. Коменж, хорошенький, как девушка, был белокур и строен.
— Не хватает Тубиба, — сказал Вальтер, — он проявляет фотографические пластинки. Не надо ему мешать. Он скоро придет.
— А Руссель?
— Руссель? Он шатается сейчас со своим взводом в Джебель-Грабе. Вернется к концу недели. Тогда пойдут другие… В чем дело, Абдаллах? Унтер-офицеры хотят поздороваться с капитаном? Хорошо, пусть войдут.
Я знал их всех, за исключением Францескини и еще другого, который заменил Жобена, убитого в стычке с Абу-Кемалем. Опять я пожимал всем руки.
