Роберт Святополк-Мирский - Четвертый хранитель
— Да откуда ж!? Едва мы Филимона схоронили, как тут прямо на кладбище такое началось! Хотели великокняжеские воины Микиса поймать, да только куда им! Он всех раскидал, троих насмерть зашиб, на коня вскочил и был таков, а меня прямо там, на кладбище схватили и в темницу кинули! Чего я там только не натерпелся, вот, — он показал ногу, на которой не было двух пальцев, — видишь, — это крысы в той темнице пообкусывали, когда в беспамятстве я лежал, потому как пытали меня по страшному! Все спрашивали, чем великую княгиню травил! А на третью неделю, когда я уж приготовился на тот свет, вдруг взяли да выпустили. «Мотай, — говорят, — отседова подале, покуда жив, нашли, мол, мы убивцев великой княгини, а для тебя — раз она померла — работы тут боле нету! Ну, я и подумал, надо, правда, от греха подальше, а то вдруг спохватятся, снова пытать начнут. Я из той Москвы, голый и босой, пешком в Тверь пришел. Вот, дочка приютила — спасибо ей!
И это все что Медведеву удалось узнать.
Что же имел в виду умирающий Филимон? Просил, чтобы Антипу передали его слова о зеркале…Раз записка осталось на месте, стало быть, Антипу слова отца так и не передали… Но тогда что означает тайное перезахоронение Филимона? Куда Антип увез гроб отца и зачем? Очень странно все это… Но теперь остался только Антип — последняя соломинка в этой истории…. Куда же он подевался? Почему не дает о себе знать даже любимой дочери?
На эти вопросы ответа не было…
…Целый месяц пробыл Медведев в Твери. Он выяснил все, что желал знать Патрикеев, и мог назвать ему с десяток фамилий самых знатных тверичей, готовых немедленно перейти на московскую службу.
Его миссия завершилась.
Каждый день они встречались с Андреем, но с первой встречи и до последней ни разу больше не говорили о политике, а лишь рассказывали друг другу о своей жизни, делились радостями и горестями, так что теперь казалось, будто Медведев знает все об Андрее, а Андрей о нем, и только во время последней прощальной встречи они снова заговорили о том, что привело их сюда.
— Приходили к тебе Бороздины, Зюзины и Ногие? — спросил, улыбаясь, Андрей. — Хотели перейти в московское подданство?
— Как ты угадал? — улыбнулся Василий.
— Очень просто! Они ко мне приходили тоже и точно так же литовского просили. Бедный Михаил Борисович!
— Мне тоже его искренне жаль, — сказал Василий, — мне кажется, он славный парень и не будь он великим князем, быть может, стал бы нашим другом. Есть в нем что-то… возвышенное, но каковы его слуги! А ведь это цвет тверского боярства!
— Не будем судить их строго, Василий. У каждого из них, так же как и у нас, есть женщины, которых они любят, есть дети, внуки, какая-то собственность, и вдруг все это может быть потеряно из-за того, что одному великому князю захотелось покорить другого.
— А как ты думаешь, Андрей, дело только в самом Иване Васильевиче и в его византийской супруге? Ну, в том смысле, что они хотят захватить все больше и больше земель?
Андрей несколько секунд молчал, будто взвешивал слова, прежде чем произнести их.
— Я думаю, что его личные качества, конечно, играют какую-то роль, но посмотри, что творится во всей Европе! Я тут сидел полгода взаперти, и много прочел за это время, многое также обдумал. Мне кажется, что мы живем во время какой-то смены эпох. Кончается пора славных рыцарей, открытых войн, благородных поединков и начинается эпоха двуличия и лицемерия, тайных заговоров, коварных интриг и мирных договоров, за которыми кроются захватнические намерения.
— А разве так не всегда было? — спросил Медведев. — Быть может, просто в любые времена есть благородство, честь и доблесть, но их всегда мало и потому они не заметны среди подлости, коварства и жестокости, которые царят повсюду.
Андрей хлопнул Медведева по плечу:
— Ты изрядно повзрослел, парень. Мне кажется, пять лет назад, когда мы впервые встретились, ты думал несколько иначе…
— Просто я тогда еще не умел правильно выразить то, о чем думал…
Они рассмеялись, обнялись и простились.
Андрей заверил, что пришлет гонца с приглашением на свою свадьбу и хочет видеть на ней не только Медведева, но и старых друзей: Картымазова и Бартенева. Медведев обещал, что все они непременно приедут, если конечно не помешает служба.
На том и расстались.
Глава пятая
КЛАДБИЩЕ В ТАТЬЕМ ЛЕСУ
Медведев вполне благополучно отчитался перед Патрикеевым, назвал ему фамилии бояр, которые просились в Москву, и подтвердил, что Михаил Андреевич действительно посватался к племяннице короля Казимира.
Патрикеев хмыкнул, выразил удовлетворение, односложно похвалив Василия, но денег никаких не дал, правда обещал, что великий князь готовит для него новое особое и тайное задание и вот тогда-то… А пока, мол, домой — когда надо будет — вызовут. Да не забыть налог во время уплатить!
Медведев отправился домой.
Там его ожидал сюрприз:
— А, знаешь, у нас кое-что интересное без тебя случилось, — сказала ему Анница, помогая переодеться с дороги. — Явился к нам новый человек — молодой, двадцати лет, и все с тобой хотел поговорить. Я сказала, что у нас нет секретов, но он вежливо отказался. Попросил погостить у нас в ожидании твоего возвращения, ну я и отправила его к Неверову. А Клим тут же арестовал его, да посадил в клетушку — ну ту, что они сделали для временно задержанных до выяснения обстоятельств. Приходит ко мне и говорит: «Да никакой он не Сева Руднев! Я его сразу узнал: это Ерема Селиванов, сын тех самых Селивановых, которые когда-то всех нас потравили, а Степана выпустили».
Медведев сразу вспомнил.
Остерегайся людей с фамилией Селиванов…
Так предостерегал его в последнем письме Иона.
— Гм, интересно, зачем же он явился, если знает, что здесь ему совсем не рады. Он что, изменил не только имя, но и внешность?
— Да нет. Я то их особо не помню, Селивановых этих, а вот Клим — они ж вместе у Антипа были, — помнит очень хорошо. Он сказал, что просто повзрослел парень — тогда ему было пятнадцать, а сейчас — уже молодой человек, но никаких попыток изменить свою внешность он, по-видимому, не делал.
Медведев рассказал Аннице о предупреждении старца Ионы, а также о том, что совершили Селивановы в 1479 году, во время его отсутствия, когда он поручил строго охранять схваченного случайно Степана Полуехтова.
— Все это интересно, — сказал Василий. — Надо с ним поговорить. После обеда вели позвать его и послушаем вместе, что он скажет.
Подросший, окрепший, возмужавший — широкоплечий парень с могучими бицепсами низко поклонился и голосом, дрогнувшим от волнения, сказал:
