Саймон Скэрроу - Римский орел
Веспасиан смерил ее нарочито долгим, суровым взглядом.
— Ты просто хотела там отдохнуть? И это все?
Лавиния кивнула.
— И ты ничего не брала там?
— Нет, господин.
— И ты не видела ничего и никого, пока там находилась?
— Нет, господин.
— Понятно. Держи.
Он подвинул ленту к краю стола и откинулся на спинку стула. Девчонка, похоже, не врет, хотя после допроса с пристрастием вполне может заговорить подругому. Впрочем, мысль о пытках Веспасиан тут же отбросил. И отнюдь не из жалости к этой оказавшейся не в то время и не в том месте дурехе. Просто он слишком хорошо знал, что подозреваемые говорят в пыточных правду много реже, чем лгут, пытаясь угадать, что из них хотят выбить мучители. Да и сама по себе эта рабыня стоит немало, а потому к ней нужен иной, более деликатный подход.
— Жена говорит, что ты взята в наш дом совсем недавно.
— Да, это так, господин.
— А кому ты принадлежала раньше?
— Трибуну Плинию, господин.
— Плинию! — Брови Веспасиана взметнулись. Это меняло дело. Что делает в его доме бывшая невольница Плиния? Она лазутчица? Шпионка, пытающаяся получить доступ к документам повышенной важности? Правда, с виду в ней нет ни большого ума, ни коварства, однако не исключено, что все ее внешнее простодушие не более чем притворство, игра.
— А почему Плиний продал тебя?
— Я ему надоела.
— Ты уж прости, но я нахожу, что в это трудно поверить.
— Это так, господин, — возразила она.
— Наверняка было чтото еще. Говори, девушка, и говори только правду.
— Было, — призналась Лавиния и склонила голову. Виновато и покаянно, как учила ее госпожа. — Трибун… он использовал меня… особенным образом.
«Естественно, а чего б ты хотела», — подумал Веспасиан.
— Но этого ему было мало. Он хотел большего, хотел, чтобы я была нежной с ним. Я старалась, но у меня мало что получалось, и господин злился на меня все сильней и сильней. А потом, когда узнал, что я встречаюсь с другим, прибил меня. Прибил и продал, чтобы больше не видеть.
Веспасиан сочувственно хмыкнул.
— Нуну. И кто же этот другой, твой возлюбленный?
— Пожалуйста, господин, — Лавиния подняла глаза, в уголках их блестели слезы. — Мне не хочется называть его.
— Ты должна сказать мне, Лавиния, — Веспасиан подался вперед и успокаивающе погладил ее по руке. — Я должен знать его имя. Это очень важно. Не вынуждай меня прибегать к другим средствам, чтобы заставить тебя говорить.
— Вителлий! — выпалила она и разразилась слезами, закрывая руками лицо.
Вителлий? Значит, она спит с Вителлием? Вот так номер! Это забавно. Вителлий и Плиний — молочные братья. Тут ему в голову пришла еще одна мысль.
— Виделась ли ты с Вителлием после того, как тебя взяли в наш дом?
— Господин?
— Ты слышала. Ты встречаешься с ним?
Она кивнула.
— Ты виделась ним и прошлой ночью? В моем шатре? Да?
Лавиния подняла на него затравленный взгляд и помотала головой.
— Но ты собиралась?
— Он не пришел, господин. Я ждала, а он все не шел и не шел. И я ушла. А лента, как видно, осталась.
— Понятно. А Вителлий просил тебя когданибудь рассказать обо мне? О моих привычках, укладе жизни и прочем?
— Ну… мы говорим с ним, господин, — осторожно ответила Лавиния. — О том о сем, иногда о тебе. И о госпоже Флавии тоже. Но чтобы он проявлял к этому особенный интерес… нет, такого я не припомню.
— И он никогда не просил тебя стянуть у меня чтонибудь или, скажем, взять на какоето время?
— Нет, господин. Никогда.
Веспасиан стал внимательно всматриваться в ее заплаканные глаза, пытаясь определить, говорит ли девушка правду. Секундудругую Лавиния храбро выдерживала его взгляд, потом оробела и сникла. Нет вроде бы она не лжет. Однако дела это вовсе не упрощает. Возможно, эта красотка и нужнато Вителлию лишь затем, чтобы иметь возможность тайком проникнуть в его шатер. При этом не исключено, что старший трибун для того и условился о свидании. А потом дождался, когда девушка удалится, и уже без помех подобрался подсказанным ею путем к сундуку.
— Ладно, Лавиния. Можешь идти. — Веспасиан махнул рукой. — Но я хочу, чтобы ты запомнила следующее. Если Вителлий снова попросит тебя о встрече или начнет расспрашивать обо мне, я хочу тут же об этом узнать. Предупреждаю, если ты попытаешься чтолибо от меня утаить, это закончится для тебя плохо. Я серьезно говорю, очень серьезно. Ты поняла меня?
— Да, господин.
— Ну, хорошо. А теперь ступай. И не забудь о нашем с тобой уговоре.
— Ну, как все прошло? — спросила Флавия, рассеянно глядя на устанавливающих палатки легионеров.
— Помоему, он поверил мне, госпожа. Но я так и не поняла, зачем нужно было впутывать в это дело Вителлия?
— А ты предпочла бы впутать в него Катона?
— Нет, госпожа. Конечно же, нет.
— Вот и прекрасно. Раз мы решили выгородить Катона, значит, должны выдвинуть на его место когото другого. Вителлий идеально вписывается в эту историю. О лучшей кандидатуре, я бы сказала, нельзя и мечтать.
Лавиния изумленно глянула на госпожу. Чтото уж больно много довольства слышалось в ее тоне. Гораздо больше, чем надо бы, ведь речь шла всего лишь о сокрытии амурных грешков какогото там оптиона. Девушке вдруг пришло в голову, что и она сама, и Катон, скорее всего, являются только разменными пешками в некоей хитрой, изощренной игре.
Флавия, словно прочитав ее мысли, медленно повернулась.
— Ты должна держаться той версии, о какой мы договорились, Лавиния, — сказала она. — Не отступай от нее, и все будет в порядке. И никаких разъяснений у меня не проси! Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Просто доверься мне, ладно?
— Да, госпожа. Благодарю, госпожа.
ГЛАВА 28
Шестая центурия двигалась через покрытую сочной зеленью, усыпанную весенними бутонами Галлию. Легионеры болтали, шутили, а порой, чтобы скоротать время до отдыха, пели забористые фривольные песенки. Все они пребывали в приподнятом настроении, несмотря на исключительно высокий темп марша, который им задавал их угрюмый, не оченьто радующийся весеннему солнышку центурион. Спешка объяснялась стремлением Макрона сбыть как можно скорее императорского приятеля с рук. Тот оказался изрядным насмешником и непрестанно отпускал колкости в адрес армии, ее солдат, ну и, разумеется, офицеров. У Макрона просто руки чесались поучить умуразуму этого наглеца. Вломить ему так, чтобы он надолго запомнил урок. Может, на хрен, в столице и принято ни за что ни про что поднимать на смех честных служак, но если ты не в своем дерьмовом дворце, а в выполняющем боевую задачу отряде, то изволь относиться с уважением к тем, кто тебя окружает. Здесь твои долбаные подначки никому не нужны! Ты с ними можешь дождаться лишь одного — хорошей и основательной трепки.
