Саймон Скэрроу - Орел и Волки
— Прощай, Бедриак, — тихо промолвил Артакс.
Катон поднял глаза и приметил в уголках губ знатного бритта намек на усмешку.
— Счастливого пути в иной мир.
Катон быстро шагнул к двери и кликнул гарнизонный караул. Послышались шаги пересекавших двор легионеров, а молодой центурион снова воззрился на остававшихся возле покойного соплеменников. Макрон подошел к нему.
— Что дальше? Зачем было звать караульных, разве тело бы не убрали без них? Впрочем, пусть тогда заодно вымоют помещение.
— Этим можно заняться потом, — отозвался Катон. — А сейчас первым делом нужно отправить Артакса в надежное место. В тихое и спокойное, где мы могли бы без помех побеседовать с ним.
— Что тут происходит? — гневно выкрикнул с порога Квинтилл, входя в комнату. — Меня отрывают от занятий, зачем-то зовут сюда!
Затем он увидел лежащее на полу тело. Катон набросил на него плащ, но часть ткани сдвинулась, обнажая оскаленные зубы.
— Кто этот весельчак?
— Весельчак, командир? — Катон посмотрел на трибуна. — Вообще-то, это местный боец. Мой знаменосец, Бедриак.
— Он никак мертв?
— Точно подмечено, командир, — усмехнулся Макрон. — Рад видеть, что армия по-прежнему привлекает в свои ряды самых наблюдательных и сообразительных римлян.
Квинтилл проигнорировал эти слова и обернулся к Катону:
— Как он умер?
— Колотая рана, командир.
— Несчастный случай?
— Нет.
— Да, вижу. — Квинтилл задумчиво кивнул, прикидывая, что могло тут случиться. — Сработал кто-то из местных задир, не иначе. Дай этим кельтам волю, и они сами друг друга перебьют. Избавят нас от лишней работы. Преступник схвачен?
— Никак нет, командир, — ответил Макрон.
— Почему? — Макрон бросил взгляд на Катона, однако Квинтилл не нуждался в ответе. Он тут же продолжил: — Если вы не поймали убийцу, то зачем посылали за мной? Зачем отвлекли меня от важных дел? Я ведь за вас работать не стану. Надеюсь, хоть это вам ясно?
— Мы пока не можем с определенностью сказать, кто убил Бедриака, — произнес Катон извиняющимся тоном. — Но дело не в том, командир, тут все сложнее.
— Сложнее? — усмехнулся Квинтилл. — Да что же может быть сложного в стычке местных головорезов?
— Это не простая стычка, командир. Во всяком случае, не похоже на то. Тинкоммий нашел умирающего в коридоре.
— Тинкоммий? — Трибун нахмурился, припоминая, потом его лицо прояснилось: — А, один из тех паяцев, которые вечно отираются возле царя? Его-то как сюда занесло?
— Он служит в одной из наших когорт, командир, — пояснил Макрон. — Как и многие из местной знати.
— Они оказывают нам честь, командир, — торопливо добавил Катон. — Из них получаются настоящие воины.
— Да-да, конечно… — Квинтилл повернулся к Катону: — Так при чем тут Тинкоммий?
— Как я уже сказал, командир, он нашел Бедриака, а тот шел ко мне.
— Кто шел к тебе, Тинкоммий или Бедриак?
— Бедриак! — рявкнул Макрон.
Катон бросил на него предостерегающий взгляд.
— Именно так, командир. Бедриак шел ко мне. Хотел рассказать о подслушанном разговоре. Очень важном, касавшемся заговора против царя Верики.
— Заговора? — рассмеялся Квинтилл. — Где ты такого нахватался, центурион? На дешевых представлениях в театре Помпея?
— Никогда не был в театре Помпея, командир, поэтому не берусь о нем судить, — отозвался Катон, борясь с нахлынувшим негодованием.
— Ты не многое потерял. Но звучит это как в дурной драме. Может, кто-нибудь просто пытается нас разыграть?
— Разыграть! — Макрон указал пальцем на труп. — Тут лежит мертвец, командир. Ничего себе шуточки!
— Центурион, если бы ты только знал, что порой позволяют себе молодые римские лоботрясы… Впрочем, возможно, здесь за всем этим стоит нечто большее. Продолжай, Катон. Что там с заговором?
— Ничего, командир. Это все, что мы успели услышать от Бедриака перед тем, как он умер.
— И ему не удалось сообщить вам, кто на него напал?
— Нет, командир, — признал Катон.
— Так, продолжай. Пока все смехотворно. Нет ли чего еще?
— Кое-что, командир. К Тинкоммию, прежде чем он отправился звать нас, присоединился еще один человек.
— И кто этот человек? Позволь мне догадаться… еще кто-нибудь из ближнего круга Верики, да?
— Да, командир. Так уж вышло, но это как раз тот человек, у кого гораздо меньше причин любить Рим, чем у его товарищей по оружию.
— Надо же, как все складно!
— И мне трудно поверить, — пожал плечами Катон, — что он просто прогуливался по штабным коридорам, когда Тинкоммий нашел Бедриака умирающим прямо около моей комнаты. Не раньше, не позже, а в тот самый момент, когда Бедриак собирался сообщить мне что-то жизненно важное. Слишком странное совпадение, не правда ли, командир?
— Возможно-возможно. Однако исключать, что Артакс оказался там совершенно случайно, тоже нельзя. Есть у тебя еще доказательства его причастности к этому делу?
На лице Катона появилось озадаченное выражение, но прежде, чем он успел что-то ответить, в разговор встрял Макрон:
— Этот Артакс вообще сомнительный малый. Заносчивый тип, косо посматривавший на нас с самого нашего появления в гарнизоне.
— Но при этом продолжающий служить в ваших когортах, — заметил Квинтилл.
— Ну да… Но это лучший способ следить за нами.
— Нет, — покачал головой трибун. — Сомневаюсь, чтобы он состоял в каком-либо заговоре. Заговорщики стараются не высовываться, чтобы не оказаться под подозрением.
— Знаешь это по своему опыту, командир?
— Прислушиваюсь к голосу здравого смысла, центурион…
Некоторые люди просто не могут не цапаться, решил Катон, глядя на двоих римлян, сердито евших друг друга глазами. Но это ничего не меняло. Артакс сидел под надежным запором в дальнем закутке командного корпуса и, по глубокому убеждению юноши, знал что-то если уж не о заговоре, упомянутом Бедриаком, то хотя бы о нападении на охотника. Его нужно допросить, и как можно скорее.
— Командир, нам следует допросить Артакса. Он что-то скрывает от нас. Я в этом уверен.
— Ты в этом уверен? — саркастически переспросил трибун. — А на каком основании? Нутром, что ли, чуешь? Или задницей?
На это, чтобы не выказать себя дурнем, Катону сказать было нечего. Ведь и вправду, серьезных улик против Артакса у него не имелось, а все подозрения в причастности того к преступлению основывались на наблюдениях последних дней, странностях в поведении, диковинных совпадениях, но больше всего… чего уж греха таить, Катон и впрямь «чуял это нутром».
