Генрих Майер - Дочь оружейника
И он выбежал из монастыря, как помешанный.
Вальтер тоже торопился. Он хотел ехать прямо в Утрехт, принести жалобу бурграфу, но Марта не хотела оставаться в монастыре, и просила вернуться в Амерсфорт.
– Я не хочу умирать здесь, – говорила она, – я умру в той комнате, где родилась Мария, где я видела ее и обняла в последний раз.
– Ты обнимешь ее еще, моя бедная Марта, – говорил Вальтер, прижимая жену к сердцу. – Бог сжалится над нами… бурграф не откажет нам в правосудии, нам отдадут дочь.
Марта молча покачала головой. Без слез и жалоб она доехала до Амерсфорта и войдя в дом, начала ходить по комнатам, останавливалась в местах, где Мария обыкновенно сидела, и шепча про себя молитвы.
Вальтер зашел домой только для того, чтобы взять документы, что он синдик своей корпорации и, поручив Марту Маргарите, побежал в резиденцию бурграфа.
II. Пир вельмож в пятнадцатом столетии
Когда оружейник прибыл в Утрехт, весь город готовился к празднеству.
Читатели помнят, что Перолио обещал взять Нарден. Накануне приступа он узнал, что капитан Салазар идет со всем своим войском на помощь городу. Не желая попасть между двух огней, начальник Черной Шайки поспешил снять осаду и решил напасть на какое-нибудь другое укрепленное место, не ожидавшее неприятеля.
Между Утрехтом и Амстердамом был укрепленный блокгауз, считавшийся важнейшим стратегическим пунктом всей епархии, потому что мог прервать сообщение между Амстердамом и Утрехтом. Притом блокгауз служил передовой защитой Утрехта, и в продолжении целого столетия жители Амстердама старались несколько раз завладеть им, чтобы разрушить до основания, но это им не удавалось.
В эту минуту, хотя епископ Давид принужден был оставить Утрехт, блокгауз остался в его власти, что было очень неприятно для бурграфа, который должен был всегда быть готовым отражать нападение, и если бы Давид послушался Шафлера и других начальников своих войск, Утрехт был бы давно взят. Но робость и нерешительность епископа не позволяли ему сделать это, и он только назначил в блокгауз сильный гарнизон под начальством капитана Салазара. Вызвать войско из этой крепости было высшим неблагоразумием, но епископ сделал это, чтобы спасти Нарден, а в блокгауз послал отряд голландцев, недостаточный для защиты крепости.
Салазар, как благоразумный человек, не вышел бы из блокгауза прежде прихода голландцев, но зная также, что Перолио осаждает Нарден, который не в силах выдержать приступа, пустился в путь, оставив в крепости не больше ста человек.
Перолио, которому шпионы донесли о случившемся, тотчас же составил смелый план и, пройдя проселочными дорогами, чтобы не встретиться с Салазаром, быстро подошел к блокгаузу и ночью был у его стен.
Густой туман закрывал окрестности, так что Черная Шайка дошла до самых валов и часовые ее не заметили. Только звук оружия и ржание коней дало знать о приближении войск. Их окликнули.
– Мы друзья, голландцы! – отвечали бандиты.
– Мы ждали вас! – вскричал офицер, командовавший гарнизоном. – Милости просим.
В ту же минуту опустился подъемный мост, поднялись железные решетки и Черная Шатка бросилась в крепость с криками:
– Да здравствует треска!
Только при свете факелов офицер Салазара заметил свою ошибку и попробовал защищаться, но бандиты окружили маленький гарнизон и перерезали всех до последнего.
Не теряя времени, Перолио приказал снять одежду с убитых и надеть ее на его подчиненных. На рассвете часовые увидели приближающихся голландцев. Последние шли быстро, не ожидая и не предвидя опасности. На башнях развевались знамена епископа Давида, на одежде воинов были его гербы, и когда голландцы закричали: «Да здравствует епископ!», бандиты отвечали дружно: «Да здравствует голландская треска!»
Опять мост опустился, как ночью, и новоприбывшие вступили в крепость. На большом дворе их ждал необыкновенный прием. Вся Черная Шайка стояла в полном вооружении и с криками: «Да здравствует Перолио! Смерть треске!», бросилась на бедных голландцев, не ожидавших нападения. Они побежали назад, но часть бандитов уже обошла их, и тут началась ужасная свалка, страшная резня, от которой из полутора тысяч спаслись только немногие, бросаясь со стены в реку и переплыв на другой берег.
После этой блистательной победы Перолио послал Видаля в Утрехт с донесением, что вместо Нардена, он взял блокгауз, что гораздо важнее для бурграфа, потому что избавляет жителей Утрехта от вечного страха.
Эту-то важную победу праздновали в Утрехте, когда Вальтер приехал искать правосудия. Все колокола собора звонили с утра. Городская стража и мещане ходили по улицам, трубя в трубы и барабаны; в церквях служили благодарственные молебны, а вечером у бурграфа назначен был пир для благородных воинов и правительственных лиц.
Пир должен был происходить в епископском дворце, великолепном здании времен римлян, в котором жили императоры, начальники варваров, потом ряд епископов до Давида Бургундского и, наконец, бурграф Монфортский.
Туда же отправился мастер Вальтер и потребовал, чтобы о нем доложили бурграфу. Хотя все знали, что он синдик, но его не пускали во дворец и приказали придти в другое время, потому бурграф занят приготовлениями к празднику и не может никого принять.
– Мне необходимо видеть бурграфа, – настаивал оружейник, – я не выйду отсюда.
– Вы прождете понапрасну, – отвечал ему один из служителей, вытиравший золотые кубки, – сегодня бурграф принимает только вельмож и главных воинов или городских правителей.
– Оттого-то я и пришел сюда.
– Уж не приглашены ли вы? – спросил насмешливо служитель.
– Разумеется, приглашен, разве иначе я пришел бы?
– Извините, мессир, я этого не знал… потрудитесь сказать мне ваше имя, я посмотрю в списке приглашенных.
– Не беспокойся, любезный, меня здесь знают, скажи только, в какую залу идти.
– Пожалуйста сюда, – сказал суетливо слуга, воображая, что перед ним важная особа.
И он ввел его в большую залу, где уже собралось много гостей. Это были большей частью жители Утрехта, знавшие лично оружейника; они встретили его ласково, подумав, что и он приглашен на пир. Но честный Вальтер поспешил разуверить их и решился открыть им причину своего прихода. Он не мог найти лучших поверенных своей тайны. Все гости, собравшиеся раньше, были фламандцы, ненавидевшие Перолио и всех иностранцев, которые отбивали у них славу победы и милости бурграфа. Государственные люди тоже роптали, что их созвали на пир в честь итальянца, и когда оружейник рассказал им, что Перолио покушался на его жизнь, на честь дочери и, наконец, увез ее из монастыря, все присутствующие вскрикнули от негодования против фаворита бурграфа.
