Бернард Корнуэлл - Враг Шарпа
– Майор Шарп?
– Да, это я.
– Еще пунша?
– Нет, благодарю.
– Предпочитаете вино? – голос был резким, а тон – насмешливым.
– Да.
Француз, говоривший по-английски практически без акцента, щелкнул пальцами. Шарп был поражен, с какой скоростью ординарец откликнулся на этот звук: похоже, этого человека боялись. Когда ординарец удалился, француз снова взглянул на стрелка:
– Вас недавно повысили в чине?
– Не имел чести узнать ваше имя.
На лице француза мелькнула и тут же исчезла улыбка:
– Дюко. Майор Дюко, к вашим услугам.
– И почему же вы решили, что мое повышение случилось недавно, майор?
Улыбка снова появилась – неприятная улыбка, как будто Дюко что-то знал и упивался этим знанием.
– Потому что еще летом вы были капитаном. Дайте-ка вспомнить... Саламанка? Да, точно. Потом вы были в Гарсия Эрнандес, где убили Леру.[92] Жаль, он был стоящим человеком. Касательно Бургоса я вашего имени не слышал, но подозреваю, что вы просто не были там, оправляясь от раны, нанесенной Леру.
– Что еще? – этот человек был прав во всем, и это заставляло нервничать. Шарп заметил, что в зале стало шумно: слышался гул беседы, хохот. А еще он заметил, что ни один француз не пытался прервать их уединение. Невысокий человек явно обладал определенным весом: даже Дюбретон, случайно поймав взгляд Шарпа, лишь пожал плечами, извиняясь.
– Еще, майор? – Дюко помолчал, пока ординарец наливал Шарпу вина. – Видели ли вы в последние несколько недель свою жену?
– Уверен, вы знаете ответ.
Дюко улыбнулся, приняв ответ за комплимент:
– Я слышал, что La Aguja[93] в Касатехаде[94]. С нашей стороны ей ничто не угрожает, уверяю вас.
– С ней редко бывает иначе.
Дюко как будто не заметил оскорбления, лишь очки его сверкнули, отражая пламя свечи.
– Вас удивляет, откуда я столько знаю о вас, Шарп?
– Слава всегда удивляет, Дюко, но она доставляет большое удовольствие, – Шарп произнес это чересчур напыщенно: невысокий злобный майор действовал ему на нервы.
Дюко рассмеялся:
– Что ж, наслаждайтесь своей славой, пока можете, Шарп, осталось совсем немного. Славу, завоеванную на поле боя, только на поле боя и можно поддерживать, а это обычно влечет за собой смерть. Уверен, конца войны вы не увидите.
Шарп поднял бокал:
– Спасибо на добром слове.
Дюко пожал плечами:
– Все вы, герои, глупцы. Как вот этот, – он кивнул на Дюбретона и пригубил вино. – Считаете, что фанфары будут звучать вечно. Я о вас наслышан от общего друга.
– Вряд ли такие есть.
– Правда? – на этот раз Дюко, похоже, понравилось, что его оскорбили, поскольку он не сомневался в своих способностях ответить ударом на удар. Было в нем что-то зловещее, говорившее о власти, позволяющей не обращать внимания на каких-то там солдат. – Возможно, не общий друг. Ваш друг – да. Мой? Разве что знакомый, – он подождал, пока Шарп проявит любопытство, и расхохотался, когда понял, что Шарп молчит. – Вернее, знакомая. Передать от вас весточку Елене Леру? – он снова расхохотался, довольный произведенным эффектом. – Видите? Я могу вас удивить, майор Шарп.
Елена Леру, маркиза де Касарес эль-Гранде-и-Мелида Садаба, бывшая любовницей Шарпа в Саламанке. Последний раз он видел ее в Мадриде перед тем, как британцы отступили в Португалию. Елена, женщина ослепительной красоты, женщина, шпионившая в пользу Франции. Любовница Шарпа.
– Вы знаете Елену?
– Я ведь уже сказал это, не так ли? – очки снова сверкнули. – Я всегда говорю правду, Шарп: это помогает удивлять.
– Передайте ей мое почтение.
– И все? Я скажу ей, что вы аж подпрыгнули при упоминании ее имени, – не то, чтобы меня это удивило. Половина офицеров Франции готова пасть к ее ногам. Она же выбрала вас. Интересно, почему, майор? Вы убили ее брата, почему же она до сих пор питает к вам теплые чувства?
– Это все мой шрам, Дюко. Вам стоит завести такой же.
– Я не участвую в боевых действиях, Шарп, – улыбка вернулась и тут же пропала. – Не терплю насилия сверх необходимости. Война – это всего лишь череда драк, где ничтожества делают себе имя, которое завтра же забудут. Вы не спросили, где она сейчас.
– И я получу ответ?
– Конечно. Она вернулась во Францию. Боюсь, вы долго ее не увидите, майор. Возможно, до самого окончания войны.
Шарп подумал о своей жене, Терезе, о чувстве вины, которое охватило его, когда он изменил ей. Но и образ белокурой француженки, вышедшей замуж за родовитого испанского маркиза, он не мог изгнать из памяти. Он хотел снова увидеть ее, увидеть женщину, сравнимую с мечтой.
– Дюко! Вы совсем присвоили майора Шарпа, – вмешался в их разговор Дюбретон.
– Мне кажется, Шарп – самый интересный из ваших гостей, – Дюко и не подумал добавить «сэр».
Дюбретон же, с свою очередь, даже не пытался скрывать неприязнь к майору:
– Поговорите с сэром Огастесом. Он написал книгу, разговор с ним должен быть весьма увлекательным, – в оценке Дюбретоном сэра Огастеса тоже было трудно усомниться.
Дюко не двинулся с места.
– Сэр Огастес Фартингдейл? Он просто чиновник. Большая часть его книги украдена из труда майора Чемберлена, 24-й полк, – он снова пригубил пунш и оглядел зал. – Итак, здесь несколько офицеров-фузилеров, один человек из полка Южного Эссекса и один стрелок, не считая вас, майор Шарп. Что же это значит? Один полный батальон, фузилеры? Одна рота из 60-го и ваша собственная рота. Хотите, чтобы мы считали, что вас больше?
Шарп усмехнулся:
– Один батальон французской пехоты, сто двадцать улан и полторы сотни драгун. И один чиновник, майор – вы. По-моему, баланс соблюден.
Дюбретон расхохотался, Дюко нахмурился, но французский полковник уже взял Шарпа под локоть и увел в сторону.
– Он, конечно, чиновник, но куда опаснее вашего сэра Огастеса.
Шарп оглянулся на Дюко.
– Кто же он?
– Он тот, кем хочет быть. Прибыл из Парижа. Правая рука Фуше.
– Фуше?
– Ваше счастье, что вы его не знаете, – Дюбретон взял еще бокал пунша. – Полицейский, Шарп; работает тайно. Иногда терпит локальное поражение и попадает в немилость к императору. Но такие, как он, всегда возвращаются, – он кивнул на Дюко. – Это фанатик, шпионит для страны, но и себя не забывает. Сегодня для него не Рождество, а пятое нивоза двадцатого года, и плевать, что император давно отменил революционный календарь. Его сжигают страсти, но страсти не те, что у нас с вами.
– Зачем же вы его сюда притащили?
– А у меня был выбор? Он сам решает, куда ехать и с кем говорить.
