Эмма Выгодская - Опасный беглец. Пламя гнева
Ассан-Улла поднял глаза.
— Он хочет, чтобы повелитель открыл солдатам генерала ход к городской стене, свет души!..
Принц молча кивнул головой.
Ассан-Улла дочитал письмо:
«Согласись, великий шах, и мы поможем тебе освободить город от власти презренных сипаев, возродить в прежнем великолепии славу твоей династии, а старшему твоему сыну, Мирзе-Могулу, подарим все права наследного принца».
— Он обещает тебе права на престол, свет души!..
Принц всё еще молчал. Он опустил веки над черными тусклыми глазами, точно обдумывая что-то.
— Где старик, принесший письмо? — минуту спустя спросил принц.
— Я приказал дать ему еды. Он ждет.
Принц неторопливо поднялся, достал из ниши в стене «большой ларец с затейливо изрезанной крышкой, осторожно выдвинул боковую стенку и спрятал письмо на второе потайное дно ларца.
Ассан-Улла вопросительно поднял брови над слегка припухшими темными проницательными глазами.
— Ты не велишь мне прочитать это письмо повелителю, свет души?.. — спросил Ассан-Улла.
Но принц, усмехнувшись, поставил ларец обратно в нишу.
— Зачем беспокоить шаха? — сказал принц. — Разве мы с тобой сами не знаем, что надо ответить ферингам?
Пламя в бронзовом светильнике слегка дрогнуло, язычок огня из ярко-желтого стал красноватым и начал шипя гаснуть. Ассан-Улла поправил фитиль, потом положил перед собой полоску тонкой плотной, как банановый лист, персидской бумаги, придвинул серебряный сосуд с тушью.
— Моя рука стала твоей рукой, свет души!.. — сказал Ассан-Улла.
Принц продиктовал ему письмо.
Ассан-Улла вышел в соседнюю комнату и здесь негромко хлопнул в ладоши. Черный слуга-африканец в желтой повязке вокруг бедер неслышно ступил на порог босыми ногами. Слуга взял письмо и также бесшумно исчез.
Принц с Ассан-Уллой еще долго сидели в башне, совещаясь. Ночь была душна, после полуночи хлынул дождь. Они словно ждали этого. Под завесой дождя и тьмы, притушив светильник, принц с лекарем бесшумно прошли к задней стене дворца, выходившей на реку. Ассан-Улла откинул дерн над одной из каменных плит, устилавших двор. Вдвоем с принцем, взяв за кольцо, они приподняли плиту, отвернули ее и спустились вниз, в потайной ход.
Река билась о гранитную стену дворца где-то очень близко, над самыми их головами. Одно ответвление подземного хода уходило под реку, к форту Селимгур, другое поворачивало на север и вело к городской стене, к Кашмирским воротам. Ассан-Улла осторожно засветил огонь, и они с принцем внимательно осмотрели глубокий спуск, высеченные в твердом грунте ступеньки, подземные крепления сводов, потом потушили свет и вернулись в башню.
* * *
Ночь. Поздно взошедшая луна медленно клонится к горизонту. После полуночи прошел короткий дождь, женщины вынесли на крыши тазы, кувшины, чтобы собрать воду. Лунный свет дробится в серебряных боках кувшинов, в запястьях женщин. Измученные жарой, люди лежат вповалку, как трупы.
Ночь. Крыши освещены луной. Весь город можно пройти по крышам, как по огромным ступенькам, — уступами, от крыши к крыше.
Сутулый человек в высокой шапке тихо бредет под лунным светом. Еще двое идут за ним, неслышно ступая по гладким камням. Лела спит в тени, рука откинута в сторону.
Человек идет медленно, он ищет кого-то. Вот свет луны упал на откинутую девичью руку, и синие стеклянные браслеты блеснули под луной.
— Она! — Человек подходит. — Батма-Севани носила такие!.. Да, это она, ее дочь!..
Он наклоняется, грязной ладонью зажимает Леле рот. Двое других берут ее на руки, торопливо уносят. Белый платок, соскользнув с плеч Лелы, остается лежать на крыше.
Глава тридцать седьмая
ФАКИРСКАЯ ПОЧТА
Весь, день было много раненых, к ночи стало еще больше. На Курнаульском шоссе шел бой за дом Рао — старое полуразрушенное здание, с вышки которого можно было вести наблюдение за большим участком шоссе. Сипаи, сделав вылазку, в полдень захватили дом Рао, но к вечеру британцы оттеснили их, с большими потерями для обеих сторон. Настала ночь, а добровольцы-санитары всё еще несли и несли раненых. Макферней перевязывал раны, останавливал кровотечение, давал укрепляющее питье. Вторые сутки без сна, — он едва держался на ногах. К концу ночи санитар-индус посмотрел ему в глаза.
— Иди отдохни, хаким! — сказал санитар. — Что мы будем делать, если и ты заболеешь?
— Ты прав, пожалуй, — сказал шотландец. Он кликнул Сама и вышел в сад.
Ночь была душной. В густой тени платановых деревьев белели огромные, распластавшиеся по земле сладко пахнущие цветы. Ползучий хмель перекинулся от деревьев к каменной ограде, заплел всю ограду, вился по земле. Макферней хотел пройти дальше, и остановился. Эти разваленные камни садовой ограды и земляные ступеньки рядом, ведущие куда-то вниз, в темноту, были ему знакомы. Здесь ютились фокусники, факиры с шахского двора, нищие. Но всегда здесь было тихо, только дымный смрад изредка поднимался над земляной крышей. А сейчас он слышал голоса.
Нет, не голоса, а голос!.. Каким-то особенным напевом один человек на разные тона повторял слова, всё одни и те же:
— Чунда-Наг! — твердил голос с каким-то странным напряжением, настойчиво, грозно, точно призывая кого-то. — Чунда-Варуна-Наг!..
Слова были шотландцу знакомы. С внезапно забившимся сердцем он стал спускаться по земляным ступенькам.
Смрадом и сыростью пахнуло ему в лицо. Макферней вошел внутрь. Слабый лунный свет косой полосой падал из прореза в крыше. Худой, обросший грязным волосом старик сидел спиной к входу, на земляном полу.
— Великий Брама родил орла! — бормотал старик. — Великий орел родил обезьяну…
В глубине землянки Макферней услышал стон и затрудненное человеческое дыхание. Сам взвизгнул и бросился туда.
— Что такое? Кто там? — спросил Макферней. Он шагнул вперед.
— Сакра-Ануман! — грозно сказал старик, вставая навстречу. — Змей сильнее обезьяны!
Старик загораживал ему путь.
— Чунда-Варуна-Наг!.. Орел сильнее змея!.. — ответил Макферней.
Старик замолчал, оторопев. Чужеземец знает тайну его заклинаний?
— Сакра-Варуна-Дар! — неумолимо продолжал Макферней. — Человек сильнее орла!
«Великий Брама! — старик затрясся. — Хаким знает больше, чем он сам?.. Значит, хаким сильнее?..» — Он отполз к стене.
— Батта-Бхаратта-Лелл! — наступал на него Макферней.
Старик не шевелился. Да, хаким знает больше. Он с трепетом глядел на шотландца.
