Генри Хаггард - Дитя бури
Я отправилась. Но мать моя долго еще промучилась, и прошло несколько месяцев, пока я закрыла ей глаза. Затем наступили дни скорби и слез, за которыми последовало несколько дней отдыха, а после них приступили к дележу скота, так что в конце концов прошло шесть месяцев, прежде чем я вернулась в услужение к свой госпоже. Здесь я узнала, что Мамина стала второй женой моего господина Садуко, что ребенок моей госпожи умер и что Мазапо, первый муж Мамины, был казнен за убийство ребенка. Но так как все это прошло и Мамина была очень добра ко мне, то мне и в голову не приходило рассказать о порошке, которым она посыпала циновку.
Только после того как она сбежала с принцем, я рассказала это своей госпоже. Госпожа в моем присутствии обыскала солому у дверей хижины и нашла там какое-то снадобье, завернутое в мягкую кожу. Вот и все, что я знаю об этом деле, о король.
— Говорит ли эта женщина правду, Нанди? — спросил Мпанда.
— Или она лжет, как все остальные?
— Не думаю, отец мой. Смотри, вот моути (снадобье), которое Нахана и я нашли спрятанным в дверях хижины.
И она положила на землю перед королем небольшой кожаный мешочек, сшитый сухими жилами.
Мпанда приказал одному из членов совета открыть мешочек. Зулус сделал это очень неохотно, очевидно боясь действий колдовства, и высыпал содержимое на щит, который затем обнесли кругом, чтобы все могли посмотреть. Насколько я мог рассмотреть, снадобье состояло из нескольких сморщенных корешков, из небольшого куска человеческой берцовой кости, по-видимому принадлежавшей грудному ребенку, причем отверстие кости было заткнуто деревянной втулкой, — и, как мне показалось, из зуба змеи.
Мпанда взглянул, отшатнулся и сказал:
— Подойди сюда, Зикали Мудрый, ты, который сведущ в магии, и скажи нам, что это за снадобье.
Зикали поднялся из угла, где он сидел все время неподвижно, и тяжело заковылял к тому месту, где лежал щит. Когда он проходил мимо Мамины, она наклонилась над карликом и стала быстро ему что-то нашептывать, но он прикрыл уши своими огромными руками, как бы не желая слышать ее слов.
— Какое я имею отношение к этому делу, о король? — спросил он.
— Большое, как мне кажется, — сказал сурово Мпанда. — Ты был тем иньянгой, который вынюхал колдуна Мазапо, и в твоем краале скрывалась эта женщина, откуда она была приведена вместе с тобой. Скажи нам, что это за моути, и смотри, скажи правду, чтобы не могли про тебя сказать, что ты не только иньянга, но и колдун. Так как в таком случае, — прибавил он многозначительно, тщательно подбирая слова, — может быть, мне захочется испытать, правда ли, что тебя нельзя убить, как других людей, тем более что недавно я слышал, будто ты питаешь вражду ко мне и к моему дому.
С минуту Зикали, казалось, оставался в нерешительности. Он сознавал, должно быть, опасное положение, в котором очутился, и быстрый ум его искал выхода. Затем он засмеялся своим жутким смехом и сказал:
— Ого! Король думает, что выдра попалась в ловушку. — И он бросил взгляд на охраняемую воинами изгородь и на свирепых палачей, пристально наблюдавших за ним. — Много раз казалось, что эта выдра попалась в ловушку, еще раньше, чем твой отец увидел свет, о сын Сензангаконы, и после этого. Однако я здесь стою живой. Не делай опытов, о король, смертный я или нет, так как, предупреждаю тебя, если смерть приходит к такому, как я, то она забирает с собою многих, многих других. Не слышал ты разве поверья, что когда величайший иньянга дойдет до конца своего жизненного пути, не будет больше короля зулусов, как не было его, когда он начал свой путь, ибо ему суждено видеть всех королей зулусов?
И он устремил свой взор на Мпанду и на Кетчвайо, которые в страхе съежились под его взглядом.
— Вспомни, — продолжал он, — что Лютый Владыка, которого давно уже нет в живых, грозил тому, кого он называл Тем-Кому-Не-Следовало-Родиться, и убил тех, кого он любил, но сам был убит потом другими, которых тоже уже нет в живых, и что ты один, о Мпанда, не грозил ему, и что ты один, о Мпанда, не был убит. Теперь, если ты хочешь произвести опыт, могу ли я умереть, как другие люди, то прикажи своим собакам напасть на меня. Зикали готов. — И он скрестил руки и ждал.
Мы тоже все ждали, затаив дыхание, так как мы хорошо понимали, что страшный карлик вступил в состязание с Мпандой и Кетчвайо и бросил вызов им обоим.
Вскоре сделалось очевидным, что он выиграл игру, так как Мпанда только сказал:
— Для чего я стал бы убивать того, к кому я дружески относился в прошлом, и зачем ты говоришь такие неприятные слова о смерти, о Зикали, когда я и без того так много слышал о смерти в последнее время? — Он вздохнул и прибавил: — Пожалуйста, скажи нам, что это за снадобье? Или, если ты не хочешь, я пошлю за другим иньянгой.
— Почему мне не сказать тебе, когда ты спрашиваешь меня мягко и без угроз? Смотри! — И Зикали взял ядовитой травы, которая цветет по ночам на вершинах гор, и горе тому быку, который съест ее. — Эти корни были сварены в желчи и крови, и несчастье постигает хижину, если их со словами заклинания спрятать в ней. А это кость новорожденного ребенка, которого забросили в лес, потому что его ненавидели. Такая кость приносит несчастье другим грудным детям. Кроме того, она наполнена еще заколдованным порошком. Смотри! — И, вытащив из кости деревянную втулку, он высыпал из нее какой-то серый порошок. — Это, — сказал он, — зуб ядовитой змеи, который после известных заклинаний употребляется женщинами, чтобы отвратить сердце мужчины от другой женщины и привлечь его к себе. Я все сказал.
И он повернулся, чтобы уйти.
— Стой! — сказал король. — Кто положил это гнусное снадобье в хижину Садуко?
— Как могу я сказать это, о король, не сделав нужных приготовлений и не испытав преступника? Ты слышал рассказ этой женщины, Наханы. Можешь поверить ей или не поверить, как подскажет твое сердце.
— Если этот рассказ правдив, о Зикали, то как же ты сам указал на Мазапо как на убийцу ребенка, а не на Мамину?
— Ты ошибаешься, о король. Я, Зикали, указал на семью Мазапо. Затем я распознал яд и искал его сперва в волосах Мамины, но нашли его в плаще Мазапо. Я никогда не говорил, что Мазапо дал яд. Это уже решили вы, ты и твой совет, о король. Нет, я знал отлично, что еще что-то скрывается в этом деле, и если бы ты мне дал еще вознаграждение и попросил бы меня продолжать мое гадание, то, несомненно, в конце концов я нашел бы это снадобье, спрятанное в хижине, и, может быть, узнал бы, кто его спрятал. Но я очень стар и устал тогда. И не все ли мне было равно, казнишь ли ты Мазапо или отпустишь его? Тем более, что Мазапо был твоим тайным врагом и заслужил смерть — если не за это дело, то за другое.
