Геннадий Ананьев - Князь Воротынский
Колокольным звоном встречает город воеводу-ребенка, улицы ликуют, кланяются княжичу и дружинникам его. И не мудрено: почти все ополченцы живы, дружина сама тоже не поредела, вся вотчина обережена от разграбления, город не пережил осаду, не отбивал штурмов, к тому же прибыток весомый – лошади, телеги, сбруя, оружие и доспехи да выкуп за пленных. Каждый ополченец получит свою долю, и хватит той доли на безбедное житье до самой, почитай, смерти. Еще и детям останется, если с разумом распорядиться обретенным в сече богатством. Вдовам и сиротам тоже равная доля. Хоть как-то это их утешит.
После торжественного богослужения духовный отец князя Ивана Воротынского, взявший заботу и о душе княжича Михаила, посоветовал:
– Дели, княжич, добытое по чести и совести. Богоугодно. Не поскупись для жен и детей тех, кто сложил голову в сече, да вознесутся их души в рай небесный. Разумно бы им определить двойную долю.
– Верно, святой отец. Так и повелю сделать.
– И еще об одном поразмысли, княжич: не отправить ли государю нашему, Василию Ивановичу, из полона знатных литовцев? И гонца не снарядить ли? Глядишь, подобреет царское сердце, снимет он опалу с батюшки твоего, князя Ивана Воротынского.
– Иль сына его оковать повелит, – возразил Двужил. – Может, успех ратный князя Михаила вовсе не к душе царя скажется. Тут семь раз отмерить нужно, прежде чем резать.
– Риск есть, – согласился духовный отец князя. – Не ведаем, по какому поводу попал князь наш в опалу. Если изменником наречен, то и сыну жизни вольготной царь не даст, чтоб, значит, мстителя не иметь…
– Посчитает царь, будто ловко сыграно с литовцами в паре чтоб пыль в глаза пустить, отвести подозрение от опального князя, – поддержал эту мысль священнослужителя стремянный. – Послать бы, думаю, одного вестового – и ладно на том. И не царю-батюшке, а главному воеводе порубежной рати в Серпухов. А то и от этого воздержаться. Решать, однако, князю Михаилу. Ежели рискнуть намерится, Бог, думаю, не оставит без внимания благородство его.
Не долго по мальчишеству своему раздумывал княжич Михаил. Еще раз уточнил только:
– Считаешь, святой отец, батюшке моему поможет, если пленников знатных государю отправим?
– Вполне. Но не приведи Бог, на тебя может опала пасть.
Верно Никифор сказал: заподозрит чего доброго царь обман ради спасения изменщика. Подумает: выпущу я князя, а он в один миг переметнется в Литву. Тогда и тебе несдобровать. Сидеть и тебе в оковах. Иль на плахе жизнь кончить. Но вдруг все же смягчится сердце царское от вести о славной победе и от подарка щедрого?
– Шлю гонца к царю! – твердо решил княжич. – И две дюжины пленников.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Царь Василий Иванович остался весьма довольный присланным Михаилом Воротынским полоном. Он ждал посольство из Литвы, переговоры предстояли трудные, ибо литовцы обвиняли россиян в нарушении условий перемирия, не имея тому веских подтверждений. Наглые они во время переговоров. Очень наглые. Слышат только то, что говорят сами. Но на сей раз им быстро собьет спесь, представив (вот они, ваши голубчики-разбойники, любуйтесь ими!) неоспоримые доказательства агрессивности самой Литвы. «Поглядим, как станут изворачиваться! – предвкушая торжество свое на переговорах, размышлял Василий Иванович. – Поглядим!»
Подумать же о том, чтобы снять опалу с князя Ивана Воротынского в благодарность за верную службу ему, царю, княжича Михаила, даже не подумал. Царь совершенно не казнился, что оковал князя Ивана Воротынского за, якобы, нерадивость ратную, хотя знал, что не он виновен в трагедии, постигшей Россию. Князю Андрею и, главное, князю Вельскому кару нести, но не поднялась рука на брата и на племянника. Не поднялась! А Воротынский не станет больше язык распускать, понося великую княгиню, царицу Елену. Спелся с теми, кто недоброжелательствует Елене. Вот пусть в темницах и одумаются.
Он не боялся осуждения за то, что следом за Иваном Воротынским оковал князей Щенятева, Плещеева, Морозова, окольничего Лятцкого. Он скорее опасался показаться слабовольным царем, прощающим противные государю поступки и речи. Не только бояре, но и простые смерды уважают только грозных царей. А уважением народным он очень дорожил. Да разве мог он без должного уважения люда русского, а особенно москвичей, обходиться без крепкой охраны вокруг себя? А ведь не держит. Не боится худа.
И все же Василий Иванович остался благодарным за присланный гостинец, не повелел дознаться, с умыслом ли свершен был малый поход литовцев в угоду князю Ивану Воротынскому, не обман ли задуман сыном его, чтобы задобрить его, государя, затем переметнуться со всем уделом в Литву. Ради такого лакомого куска литовские правители не пожалеют сотню-другую своих соплеменников.
В общем княжич, Двужил и духовный наставник ждали-пожидали добра или худа, но все оставалось как прежде. Княгиня несколько раз виделась с Еленой, та обещала ей понукнуть мужа на милость, но усилия женщин тоже оставались без последствий.
Освобождение пришло лишь через несколько лет, когда великая княгиня Елена родила наследника престола, нареченного Иваном. На радостях царь Василий Иванович помиловал всех противников Елены и даже князя Федора Мстиславского, которого уличили не без основания в попытке сбежать в Литву. Принял освобожденных царь милостиво, вернул им все их привилегии и только Мстиславскому и Воротынскому запретил покидать Москву.
Не с великим удовольствием воспринял этот запрет князь Иван Воротынский. Значит, не совсем снята опала, не доверяет, выходит, царь ему, верному слуге своему патриоту русской земли, но что ему оставалось делать? Поперечишь – вновь окуют.
Дома – радость. Баня натоплена. Накрыт пышный стол. Послан гонец к княжичу Михаилу, чтобы скакал тот в московский дворец повидаться с отцом родным и вел бы с собой малую дружину.
Увы, решение это княгини супруг не одобрил. Когда она, нежно прижавшись к нему, сказала, что через несколько дней прискачет сын их и вся семья будет вместе, князь Иван усомнился:
– Ладно ли это будет? Прискачет, а царь и его из Москвы не выпустит. Не гоже такое. Пусть удел блюдет. А свидеться, Бог даст, свидимся. Жизнь еще долгая впереди. Если Бог иначе не рассудит.
Тут же послали второго гонца к сыну, чтобы тот повременил с выездом.
Несколько дней князь с княгиней прикидывали, как лучше поступить, позвать ли сына в Москву на зиму, когда на рубежах вотчины сравнительно спокойно, либо вовсе отказаться от встречи. Хорошо бы, конечно, масленицу вместе праздновать, только рискованно. Хотя и не сказал царь ничего князю Ивану о сыновьях, неведомы, однако, намерения царские. Подальше от Кремля – оно спокойней. Ни царская любовь не достанет, ни царский гнев. Решили, наконец, так поступить: княгиня месяца через два поедет в удельный град с княжичем Владимиром и побудет там какое-то время, поглядит на сына, приласкает его. Соскучилась она изрядно по чаду своему, да и про отца все ему порассказать не лишним будет.
