Бернард Корнуэлл - Несущий огонь (ЛП)
— Так ты просто предполагаешь.
— Иеремия предает всех подряд, — объяснил я, — и не захочет принимать чью-либо сторону. Если он отплывет в Беббанбург, то придется ему либо причаливать с Эйнаром, и тогда мой кузен узнает, что его предали, либо он встанет в бухте Беббанбурга, и тогда о предательстве узнает Константин. Иеремия хочет оказаться на стороне победителя, и потому может присоединиться к любому. Пусть он безумен, но не глуп. Помяни мое слово, он ушел в Джируум и там пережидает, когда всё прояснится.
Финан кивнул, согласившись с моими доводами.
— Но все-таки, — сказал он, — если мы сумеем проникнуть внутрь, то нам придется драться с тремя сотнями воинов?
— Ближе к двум сотням.
— Да еще пробиваться вверх по холму?
— Часть пути.
— А еще четыре или пять сотен могут напасть на нас с тыла и искромсать?
— Да.
— Не говоря уже о сволочных скоттах, они тоже не обрадуются.
— Они ничему не радуются.
— Это точно.
Он запустил еще один камешек и смотрел, как тот тонет в темной тине.
— А Сигтрюгр тебе не поможет?
— Поможет, но он не может присоединиться к атаке на стены. Когда закончится перемирие, ему самому понадобятся люди.
Финан сделал несколько шагов к тому месту, где на краю пруда темнел мрачный силуэт высохшего дерева. Других деревьев поблизости не было, а это погибло так давно, что ствол раскололся надвое и в щели густо росли грибы, а единственная уцелевшая ветка представляла собой толстый покосившийся обрубок. К этой одинокой ветке были приколочены или привязаны с дюжину клочков ткани.
— Молитвенное дерево, — объяснил Финан. — Неужели здесь жил святой?
— Здесь жил бог.
Он смущенно покосился на меня.
— Бог? Хочешь сказать, что бог решил поселиться в этом унылом месте?
— Один построил здесь дом.
— Боже ты мой, до чего ж у тебя странные боги. Или твой приятель Один любит болота? — Финан вытащил из-за пояса нож. — Как думаешь, боги слышат молитвы?
— Я бы не стал, будь я богом. Как ты себе это представляешь? Слушать всех этих завывающих женщин, хнычущих мальцов и жалких людишек?
— Ты отличный воин, — отозвался он, — но к счастью не бог. — Он срезал лоскут с безрукавки, нашел в ветви щель и сунул ткань туда. Потом закрыл глаза и пробормотал молитву, хотя трудно сказать, молился ли он Одину или христианскому богу. — Проблема в том, господин, — произнес он, уставившись на лоскут, — что я не могу придумать лучшего способа захватить крепость.
— И я не могу, если не соберу тысячу воинов. А это мне не по силам. Деньжат маловато.
Финан засмеялся.
— Да, ты бросаешься ими, как епископ Вульфхед в борделе, — он поднял руку и дотронулся до лоскутка. — Так давай захватим Беббанбург, господин. Просто возьмем и захватим.
Я нашел Эдит в церквушке Гримесби. Город хоть и был датским, а большая часть его обитателей — язычниками, но его существование держалось на торговле и моряках, а портовые города снисходительны к любым религиям. Христианские моряки могут разглядеть крест над церковью еще за милю и будут знать, что здесь им рады. К тому же я постоянно повторял своим воинам-христианам, что мы, язычники, никогда не преследовали христиан. Мы верим во множество богов, а потому считаем, что религия — личное дело каждого. Христиане же упрямо настаивают, что бог только один, и считают своим долгом убивать, калечить, порабощать или поносить всех тех, кто с ними не согласен. Да еще утверждают, что это для нашего же блага.
Эдит пошла в церковь не для молитвы, а чтобы воспользоваться ровным полом и широким пространством без мебели, она разложила там льняную ткань голубого цвета.
— Прости за цвет, — сказала Эдит. Она стояла на четвереньках и ползала по ткани вместе с еще двумя женщинами. — Наверное, красили резедой. Я просила потемнее, но темной у него была только шерсть.
— Шерсть была бы слишком тяжелой, — сказал я.
— Но лен оказался дорогущим, — озабоченно произнесла Эдит.
— И белый на его фоне не так будет выделяться, — вставила Этне, — жена Финана.
— Тогда используем черный.
— Но у нас нет черной ткани! — воскликнула Эдит.
— У него есть, — кивнул я в сторону священника, хмурившегося у алтаря.
— У него? — удивилась Эдит.
— Он носит черное, — пояснил я. — Снимите с него рясу!
— Господин! Нет!
Священник попятился в угол. Он был низкого роста, лысым, с изможденным лицом и встревоженным взглядом.
— А вы нарисуйте на ткани, — предложил Финан. — Дегтем. Из этой жалкой рясы, — кивнул он на священника, — не вырежешь двух оленей, а тебе нужно по оленю на каждой стороне. В порту куча дегтя.
— Отличная мысль! — поспешил высказаться священник. — Попробуйте деготь!
— Он не успеет высохнуть, — возразила Этне. — Разве что с одной стороны, но придется перевернуть и рисовать на другой.
— Уголь? — встревоженно предложил священник.
— Деготь, и только на одной стороне, — решил я. — А на парусе Ханны — вышить.
Ханна — один из кораблей, купленных Бергом. Он назывался Святой Кутберт, но Берг ненавидит христианские имена и сменил на Ханну.
— Ханна? — спросил я Берга.
— Да, господин, — он густо покраснел.
— Дочь Оллы?
— Да, господин.
— Та девчонка, что хотела продать брата в рабство?
— Та самая, господин.
Я уставился на него, и Берг покраснел еще сильнее.
— А знаешь, — спросил я, — что менять имя корабля — к несчастью?
— Знаю, господин. Но если на днище помочится девственница, то ведь всё будет в порядке, да? Отец всегда говорил, что нужно найти девственницу и попросить ее поссать на... — он умолк и показал на переименованную Ханну, — и тогда всё будет в порядке. Боги не будут возражать.
— И ты нашел в Эофервике девственницу? — поразился я.
— Нашел, господин, — снова вспыхнул он.
— Ханну?
Он уставился на меня жалким щенячьим взглядом, опасаясь моего неодобрения.
— Она такая милая, господин, — произнес он запинаясь, — и когда всё закончится, может, я... — он слишком тушевался, чтобы завершить фразу.
— Когда всё это закончится, — сказал я, — и мы победим, ты можешь вернуться в Эофервик.
— А если не победим? — встревоженно поинтересовался он.
— Если не победим, Берг, то все умрем.
— Ага, — просиял он, — ну значит, придется нам победить, да, господин?
А чтобы победить, нам понадобится хвост лошади Берга, отрез голубого льна и милость богов.
— Этого должно хватить, — сказал я Эдит той ночью.
