Анна Малышева - Посланница судьбы
– Никогда не слышала, чтобы кто-то заразился и умер оттого, что съел яблоко, – сказала она служанке, остановившись у стола и взяв один румяный «звонок». Виконтесса не удержалась от искушения послушать, как гремят в нем косточки, но вместо умиления этот звук вызвал в ней глухую тревогу. «Холера? Быть того не может! Просто Майтрейи узнала, что Глеб лечит холерных больных, а при ее впечатлительности недолго и вообразить себя больной… Еще бы, от милого все мило, даже «холера»! До чего она мнительна и нервна… Я не была такой в ее годы!»
Комната Майтрейи была, пожалуй, самой мрачной в этом доме на Маросейке и сильно напоминала склеп. Девушка, повинуясь странному капризу, какие у нее случались, сама выбрала для себя это помещение, хотя Елена предлагала принцессе занять более светлую и просторную комнату. Каждый раз, заглядывая сюда, виконтесса думала, что не иначе как в этой самой комнате бывший хозяин дома убил жену и дочь, и намеревалась позвать священника, чтобы тот освятил дом. Сейчас ее мучила мысль, что она не успела это сделать.
Увидев Елену, Майтрейи приподнялась на локте. Змейка Лучинка, свернувшись клубком, грелась у нее на груди и никуда не думала уползать.
– Наконец-то ты вернулась! – радостно произнесла девушка, одарив Елену слабым подобием прежней сияющей улыбки. Взгляд у нее был отсутствующий, как у человека, поглощенного одной навязчивой мыслью, смуглое лицо страшно побледнело. – Мне ведь еще в Петербурге приснился сон о том, как я умираю от холеры, помнишь, я говорила… И вот сон сбывается…
– Не болтай чепухи! – прервала ее виконтесса. – Кто тебе сказал, что это холера? Какие глупые выдумки!
Она села рядом на кровать и положила холодную ладонь на лоб принцессе. Девушка горела в лихорадке.
– По-твоему, я здорова? – прошептала Майтрейи.
Ее лоб пылал огнем, и теперь Елена понимала, что ни о какой нервной симуляции речи быть не могло.
– Я думаю, ты больна другой болезнью, – мягко заметила виконтесса, желая поднять дух своей воспитанницы и отвлечь ее от мыслей о холере. – Ну-ка, я попробую поставить диагноз… Так-так-так… Мне кажется, ты страдаешь от любви к моему кузену Глебу!
– Не все ли равно, от чего умереть: от холеры или от любви? – Глаза Майтрейи, с трудом произносившей эти слова, помутились. – Сегодня ночью или завтра утром я непременно умру. И ты ничем не сможешь мне помочь, дорогая моя Элен.
– Не говори о смерти! Зачем об этом думать, если ты молода и любишь… Ведь ты его любишь? – шепотом спросила виконтесса де Гранси, приблизив губы к уху принцессы. Она не хотела, чтобы Мари-Терез, вносившая в это время тазик с водой, уксус и полотенце, чтобы делать больной компрессы, слышала ответ принцессы. Но Майтрейи нечего было скрывать.
– Да, люблю, – чуть шевельнув пересохшими губами, призналась она. – И никого, никогда в жизни так не полюблю!
– А если он в скором времени окажется здесь, рядом с тобой, тебе станет лучше? – Елена говорила вкрадчиво, как с капризным маленьким ребенком. – Ты тогда бросишь свои фантазии и передумаешь умирать?
– Не знаю, Элен, – Майтрейи смотрела куда-то вдаль, ни на чем не фиксируя взгляда. – Мне кажется, если я его увижу, то сразу умру…
– Ну, я за тебя спокойна, милая моя! Это любовная горячка, – поставила окончательный диагноз виконтесса, переглянувшись со служанкой. Мари-Терез, лукаво сощурившись, кивнула в ответ и с важным видом водрузила на пылающий лоб принцессы первый компресс.
* * *Всю ночь виконтесса провела в спальне больной. Под утро Майтрейи начала бредить. Ей, по-видимому, представлялось, что она маленькая девочка и живет в Лондоне, в доме виконта де Гранси. Она то и дело обращалась к старому виконту и просила, чтобы он рассказал, как погибли ее родители в Бенгале, а когда открывала глаза и видела перед собой виконтессу, умоляла ее не ездить больше в Гайд-парк: Флоренс утверждает, что по ночам там бродят привидения. Елена вспомнила, что в Лондоне у них действительно служила старая бонна Флоренс, которой доставляло удовольствие пугать маленькую принцессу духами и привидениями, так что виконт, в конце концов, вынужден был рассчитать вздорную старуху.
Мари-Терез время от времени подменяла виконтессу, и та могла минуту-другую подремать в креслах. Когда забрезжил рассвет, Елена сказала служанке:
– Ну, медлить нечего, ночь была скверная. Надо срочно найти моего кузена Глеба. Эти циркачи с рыночной площади могут знать его адрес, как думаешь?
– Наверняка, – кивнула Мари-Терез.
Елена хотела тотчас послать девушку на Хитров рынок, но вовремя вспомнила, что Мари-Терез, хоть и понимает по-русски почти все, совсем не говорит на этом языке.
– Я сама туда пойду, – решила виконтесса. – Мари-Терез, дай мне одно из своих платьев! Наряжусь в служанку, иначе, боюсь, господа циркачи не станут со мной откровенничать.
– Вас никто никогда не примет за служанку! – всплеснула руками Мари-Терез. – Платье не скроет вашего происхождения!
– Представь себе, людей чаще всего встречают по одежке, – усмехнулась Елена. – Ты плохо знаешь жизнь… К счастью для тебя!
Виконтесса легко ориентировалась в лабиринте переулков, ведущих к Хитрову рынку, и через полчаса была на месте. Кроме скромного черного платья из тонкого сукна она одолжила у служанки еще широкий серый плащ – с утра моросил мелкий дождь. Ее фигура сделалась малоприметной, в утренней толпе спешащих на рынок мещанок мелькало немало таких же нарядов. Елена переживала, что по случаю дождя циркачи отменят свое выступление, но тревоги ее оказались напрасны. Не то артисты сильно нуждались в заработке, не то презирали плохую погоду, но, войдя на рыночную площадь, виконтесса сразу увидела «карлика и великана», описанных Мари-Терез. Те еще не начали выступления, а только раскладывали реквизит. На прощание служанка посоветовала ей обратиться к карлику, так как великан казался глухонемым. Елена так и поступила. Даже не взглянув на великана, она заговорила с Иеффаем, который был занят тем, что прилаживал к своей скрипке маленький зонтик.
– Послушайте-ка! – она осторожно коснулась ладонью его плеча, пытаясь обратить на себя внимание. Скрипач резко обернулся и оглядел незнакомку с ног до головы. В его взгляде отразился немой вопрос.
– Вы уж меня извините, – невинным голосом продолжала Елена. – Давеча моя госпожа видела ваше представление, здесь, на рынке, и расспрашивала вас об одном докторе. А сегодня ночью ей стало плохо, и она послала меня сюда, чтобы вы сказали, где можно найти того доктора…
