Елена Долгова - Камень ацтеков
— Куда подевался натуралист Брасье? Он сейчас на Тортуге?
— О, с ним вышла целая история. Наш растяпа явился в резиденцию господина д'Ожерона с доносом на насилие и издевательства. Губернатор Тортуги топал ногами и кричал — так он был разозлен. Я было думал, что болтаться мне, как и некоторым другим, на рее…
— Чем все кончилось?
— Удача — переменчивая леди. Может быть, мсье Брасье понравилось морское крещение, а может, и еще почему, но только он сам вернулся на «Синий цветок». Теперь француз служит у нас кем-то вроде лейтенанта и хранит на борту тюк с чучелами попугаев. Считается, что мы все заняты сбором провианта на продажу, хотя сейчас на люггере нет никакой добычи, которую можно было бы попробовать на зуб, кроме, конечно, небольшого количества испанских монет…
— А Кормик?
— Что Кормик?
— Я собираюсь пощупать его сердце саблей, дружок.
— И не думайте, капитан Баррет.
— Это почему?
— Кормик сдох, его погубила пустая случайность. Или судьба — называйте эту неприятность как вам угодно. Одно время после того как вы утонули, он заправлял делами на корабле, и дела эти, не в обиду будь сказано, шли неплохо. Потом у Кормика завелась скверная привычка запираться в своей каюте, то есть, я хочу сказать, в вашей бывшей каюте, капитан Баррет. Все ему казалось, что убийцы на подходе. Там, за закрытой дверью, он и пил. Туда же водил девушек с побережья, хотя некоторые считали, что дамам не место на борту, раз на берегу имеются веселые места по сходной цене. Люди терпели его приказы, но однажды он приказал протащить меня под килем на веревке за сущую безделицу, о которой даже и рассказывать не стоит. Вы же знаете, капитан, какой я отличный пловец, так что мне удалось отделаться всего лишь парой царапин. Увалень Том на моем месте наверняка нахлебался бы воды, а то и череп себе раскроил. Я, конечно, простой парень и совсем не обиделся на капитана. Чего на него обижаться? А мистер Кид еще тогда буркнул, что быть, мол, беде, но Кормик не поверил и, как обычно, назвал господина судового лекаря тем словом, которое запрещала мне произносить моя матушка.
В общем, однажды, когда капитан, будучи под мухой, спал у себя в гамаке, его укусила сколопендра. Береговые болтуны сочинили, будто кто-то специально подкинул ее в кормовую каюту, но только возиться с опасной гадиной у нас не найдется дураков. Бедняга сдох, потому что дверь была, по его обычаю, заперта изнутри. Все думали, что капитан просто в запое, поэтому плотник сломал створку только на пятый день. Кормик уже разложился весь и был зеленый и липкий, будто крокодил. Так мы и остались без капитана… Ей-богу, я так рад встретить вас, сэр! Всегда верил в вашу счастливую звезду!
— Где Кид? Хочу его увидеть.
— Да вот и он, плывет к кораблю в своем каноэ. Ланцетник сегодня трезв как стеклышко, снял парик и остужает на ветру лысую макушку.
«Неужели прошло почти два года?»
Питер смотрел во все глаза. Кид постарел. Остатки волос сильно поседели, а взгляд казался тусклым, неживым.
Полутрезвый лекарь кое-как вскарабкался на борт «Синего цветка». Он стоял напротив Баррета, подслеповато щурился и неловко пытался нацепить очки.
— Господи, неужто это ты, Баррет?!
Очки выпали из пальцев врача и заскакали по палубе, теряя стеклышки.
— Да, старый пройдоха, перед тобою снова я.
Кид обнял друга, потом отступил на шаг, подобрал остов очков, пристроил его на носу и осторожно всмотрелся в лицо капитана.
— Ты изменился, — мягко сказал он. — Два года тебя не состарили, но что-то переменилось внутри. Где ты был, Питер?
— В аду.
— Ага, понимаю, ты оказался в Картахене.
Баррет рассмеялся.
— Пошли, поговорим без свидетелей в каюте.
Дверь бывшей каюты Баррета все еще хранила старые следы пистолетных пуль. К ним добавились грубые отметины от плотницкого топора.
Кид криво ухмыльнулся.
— Малыш Джо уже рассказал тебе наши истории? Не волнуйся, друг, каюту основательно вычистили после падали. Я велел выволочь хлам на берег и подпалить. Раймонд вымыл тут все. Так что внутри пусто, чисто и немного грустно — ни тебе английского рожка, ни запасов трофейного ликера.
Баррет сел на лавку и положил руки на голый стол. В углу возились корабельные мыши.
— Что еще скажешь, старый друг?
— Для начала я спрошу — ты в самом деле вернулся, Питер? Это не иллюзия?
— Я вернулся.
— В чужой стране ты получил то, что захотел?
— Оставь всякое такое в стороне, Ланцетник.
— Ты будешь с нами, даже если придется драться за место капитана по законам братства?
— Да.
— Отлично! Кстати, тебе следует ладить с губернатором Бертраном д'Ожероном. Это умнейшая шельма и отчаянный человек, он сам участвовал в неудачном десанте против голландцев на Кюрасао.
— Что там случилось?
— Попали не туда. Корабль разбился близ Пуэрто-Рико, и несколько сотен французов словно цыплята оказались в руках у испанских поселенцев и метисов. Сам губернатор смешался с толпой пленных и улизнул только хитростью. Многих перебили и замучили. Сейчас флот под командованием господина Ментенона собирается отомстить, пустив кровь чужим солдатам.
— На нашу работу будет спрос.
— Вот и я про то, Питер.
Баррет помедлил, врач грустно ссутулился в ожидании.
— Ты хотел спросить о чем-то еще?
— Да, Ланцетник. Помнишь мою карту?
Кид коротко кивнул:
— Не вздумай показывать ее на Тортуге.
— И не подумаю. Эта карта уже дважды приносила мне беду.
Кид потер висок.
— Не хочешь выкинуть ее за борт?
— Нет.
— Тогда вернемся к нашим планам. Будешь участвовать в деле Ментенона?
— Может быть, но для начала мне надо побывать на Ямайке.
— Там плохие перемены и новый губернатор.
— Знаю, но дело не относится к береговому братству.
— Опять какая-нибудь девица?
— Нет, с этой глупостью покончено навсегда. У меня серьезный разговор к Юджину Хакстеру. Говорят, он перебрался туда с Мертвого острова.
Доктор кивнул.
— Я становлюсь стар и не любопытен. Только для начала покажись нашим ребятам, пусть снова признают тебя капитаном…
— Пусть попробуют не признать. После переделки в Веракрусе я по-другому стал смотреть на многие вещи…
Доктор опустил плечи и уточнять не решился.
День прошел более-менее спокойно, через несколько часов подвыпившая команда «Синего цветка» вернулась на борт — все, кроме тех, кто до сих пор охотился на Эспаньоле. Те, кто возвратился, имели удовольствие видеть Баррета, воскресшего из мертвых.
