Генри Хаггард - Мари
Часом позднее мы двинулись в путь. Миновав проклятый холм, Хлома Амабуту, где я заметил несколько насытившихся аасфогелей, спящих на скалах, мы подъехали к воротам Большого Крааля. Здесь я, к моему удивлению, увидел Дингаана с несколькими советниками и вооруженной охраной, сидевших в тени двух больших молочных деревьев. Опасаясь вероломного предательства, я остановил фургоны и посоветовал бурам зарядить ружья и быть готовыми к самому худшему…
Тут же появился Томас Холстед, который сказал мне, что Дингаан желает говорить с нами. Я спросил его, не означает ли это, что нас собираются убить. Но он ответил:
«Нет, вы в полной безопасности… Король получил какие-то известия, которые привели его в хорошее настроение по отношению к белым людям, и он просто желает попрощаться с вами, пожелать доброго пути и это, пожалуй, все…».
И тогда мы смело двинулись туда, где сидел Дингаан, и подошли к нему в полном составе. Он довольно вежливо приветствовал нас и даже дал мне пожать свою жирную руку.
— Макумазан, — сказал он, — хоть это и стоило мне многих быков, но я доволен, что твое колдовство восторжествовало вчера. Если бы так не вышло, я должен был бы убить всех этих твоих друзей, что стало бы причиной войны между мною и амабуна. Сегодня я узнал, что эти амабуна посылают ко мне дружеское посольство под командованием одного их своих великих вождей, и я думаю, что вы встретите их по дороге. Поэтому я поручаю тебе сказать им, чтобы они приходили сюда без страха, ибо я приму их хорошо и охотно выслушаю все, что они мне скажут.
Я ответил, что точно передам все, как он поручает.
— Хорошо, — сказал он, — я посылаю двенадцать голов скота вместе с тобой: шесть для вашего пропитания, а шесть — в качестве подарка посольству амабуна. Также Камбула, мой капитан, имеет поручение проследить, чтобы вы в полной безопасности переправились через реку Тугелу.
Я поблагодарил Дингаана и уже повернулся, чтобы уходить, как вдруг глаза короля зулусов заметили Мари, которая, довольно неосторожно и глупо, использовала эту кратковременную остановку, чтобы выйти из фургона и сказать мне что-то незначительное.
— Так вот эта девушка, о которой ты говорил? — спросил Дингаан, — та, на которой ты собираешься жениться?
— Да, — ответил я.
— Клянусь головой Великого Черного! — воскликнул он. — Она и вправду очень красива… Не хочешь ли ты преподнести ее мне в подарок, Макумазан?
— Нет, она не моя, чтобы дарить ее!
— Хорошо! Тогда, Макумазан, я уплачу тебе сто голов скота за нее, что является ценой королевской жены, и дам тебе десять красивейших девушек Зулуленда в обмен.
Я ответил, что это невозможно.
Король заметно начал наливаться гневом.
— Я задержу ее, хочешь ты этого, или нет, — сказал он сердито.
— Тогда ты возьмешь ее мертвой, о Дингаан, — возразил я, — так как здесь много волшебства, которое убило грифов! — и я многозначительно похлопал по стволу ружья.
Конечно, в данном случае я имел в виду, что мертвой будет Мари, но, поскольку мое знание зулусского языка было несовершенным, Дингаан понял эти слова так, что мертвым будет он, и я, думаю, это сильно его испугало. Во всяком случае, он в ответ сказал мне:
— Ладно… Я обещал всем вам полную сохранность если ты выиграешь пари, так что гамба гахле (идите с миром). Я желаю не иметь никаких споров с белым народом, однако, Макумазан, ты первый из них, кто отказал в подарке Дингаану. Но у меня нет зуба на тебя, и если ты надумаешь вернуться сюда, ты будешь гостеприимно встречен, ибо я осознал, что, хотя ты и такой маленький и юный, но весьма умный и обладаешь своей собственной волей. Также хорошо и то, что ты понимаешь наш язык и говоришь всегда правду… Скажи народу Георга, что мое сердце мягко к нему, — он круто повернулся и зашагал через ворота крааля.
Я был очень доволен увидеть Дингаана в последний раз, так как теперь знал, что мы находимся в безопасности, исключая, естественно, те несчастные случаи, которые могут застигнуть любых путешественников по дикой стране. В настоящее время, безусловно, пока он не повидается с упомянутым им посольством, Дингаан желал оставаться в хороших отношениях с бурами. Будучи уверенным в этом, мы продвигались с легким сердцем своей дорогой, благодаря Небо за проявленное к нам милосердие.
Это случилось на третий день нашего путешествия, когда мы подтягивались ближе к реке Тугеле. Мы встретили бурское посольство около небольшого ручья, где предполагали остановиться и мы, чтобы пообедать. Они — эти посланцы — спали в самое жаркое время дня и не заметили нас до тех пор, пока мы не подошли к ним. Тогда, бросив взгляд на нашу зулусскую охрану, они вскочили на ноги и опрометью бросились за своими ружьями.
Тут из буша появились наши фургоны и они уставились на них в изумлении, не понимая, кто мог ехать в этой стране в запряженных быками фургонах. Мы обратились к ним на голландском языке и уже в следующую минуту были среди них. Когда мы еще подъезжали, глаза мои остановились на плотном седобородом человеке, фигура которого показалась мне знакомой, и я подошел к нему, не обращая внимания на остальных. Вскоре я точно удостоверился, кто это такой и, протянув руку, весело сказал:
— Добрый день, минхеер Ретиф! Кто мог бы только подумать, что мы, расставшиеся давно и так далеко отсюда, доживем до встречи среди зулусов?
Он с удивлением уставился на меня.
— Кто это такой? Кто это такой? Всемогущий! Я ведь теперь знаю, кто это такой… Ведь это тот маленький англичанин, Аллан Квотермейн, который стрелял гусей в Старой Колонии! Ладно, мне не следовало бы удивляться, потому что человек, которого ты побил в том состязании, говорил мне, что ты путешествуешь где-то в этих краях… Только я понял его так что тебя убили зулусы…
— Если вы имеете в виду Эрнана Перейру, то где вы встретились с ним? — ответил я.
— Да вон там, в нижнем течении Тугелы, на отвратительной дороге. Однако, он сможет сам рассказать тебе об этом, потому что я взял его с собой, чтобы он показал дорогу к краалю Дингаана. Где Перейра? Пришлите Перейру сюда! Я хочу поговорить с ним.
— Я здесь! — ответил сонный, ненавистный голос самого Перейры с другой стороны густого кустарника, где он дремал. — В чем дело, командир? Я иду!
И он появился перед нами, потягиваясь и зевая, как раз в тот момент, когда подошли остальные буры. Перейра прежде всего бросил взгляд на Анри Марэ и начал приветствовать его, говоря:
— Благодарение Богу, дядя, вы невредимы!
Затем его глаза остановились на мне, и я не думаю, чтобы когда-нибудь я видел такое полное изменение человеческой физиономии. Челюсть у него отвисла, краска исчезла с его щек, оставив, пожалуй, лишь желтый цвет, который вообще присущ лицам португальского происхождения. Его протянутая к дядюшке рука безжизненно упала.
