Юлия Андреева - Последний рыцарь Тулузы
Ровно через год после восшествия на престол Раймона Шестого последовало страшное известие – тулузский граф спешно призывается к своему королю в Париж. Еще до этого ползли тревожные слухи о том, что в Лувре недовольны разросшимися и богатеющими год от года катарскими общинами. На самом деле это можно было прочесть так: Париж недоволен богатством Тулузы и требует отдать ему его долю по праву властелина.
Вместе с Раймоном в Париж отправились бароны из его постоянной свиты и специально подготовленные мною телохранители, так что я не опасался за жизнь сеньора, предпочитая делать свое дело.
В отношении французского короля мы ожидали чего угодно. Того, что Раймона попросят уделять больше внимания католическим орденам и общинам, выклянчат деньги на строительство храмов и монастырей во Франции или заставят сделать роскошные подарки самому королю или его министрам. Но все обернулось намного суровее.
Раймон Шестой был вызван в Париж на суд.
– Вы являетесь катаром? – спросил судья, едва только Раймон и его люди заняли предназначенные для них места напротив судейского места.
– Нет, я католик. – Раймон пожал плечами, что-что, а если бы он, самый богатый граф, вступил в общину, об этом не услышали бы разве что глухие.
– Причащаетесь ли вы святых даров? Ходите ли на службу?
– И причащаюсь, и хожу, и возвожу храмы. – Больше всего на свете Раймон в этот момент желал уйти, не отвечая ни на один вопрос навязчивого священника.
– Признаете ли вы власть святой Римской церкви? – продолжал расспросы дознаватель.
– Да, признаю, как все. Почему меня об этом спрашивают?
– Как все в вашей общине? Но, возможно, мы с вами говорим о разных вещах, добрейший граф, вы сказали, что признаете власть святой Римской церкви как все. Кто эти все? И что они признают на самом деле?
– Я имел в виду, как все истинные католики. – Наконец Раймон понял, что его ловят, и попытался выпутаться из ловушки, в которую угодил.
– Кого вы называете истинными? Согласитесь «истинные» и «совершенные» два похожих слова, а катарские учения весьма неоднозначны. Возможно, в одних сектах используется слово «совершенные»: для обозначения наиболее погрязших в своей ереси еретиков. А в другой – «истинные». Как в вашей общине, которую вы посещаете, любезный граф, называют тех, кто произносит перед вами проповеди?
– В моей общине – в святой католической церкви, к которой я принадлежу, – их называют святыми отцами, кардиналами и епископами. Мы подчиняемся власти Рима. – Незаметно для самого себя Раймон перешел на крик.
– Возможно, в Риме находятся главы вашей секты, и поэтому вы говорите здесь, что подчиняетесь власти Рима?
– Я подчиняюсь всему, что говорит Римский Папа! – Раймон затрясся, его лицо побагровело от злости, в висках застучало. Он почувствовал, что сейчас пойдет носом кровь, и поспешно вытащил из рукава платок.
– Словосочетание «Римский Папа» может обозначать как понтифика, так и обыкновенного человека, живущего в Риме и имеющего детей.
Кровь залила светлое сюрко и светло-голубое блио графа, он покачнулся и упал бы, не поддержи его слуги.
– Возможно, именно вы, мессен Раймон, пока не являетесь еретиком катаром, хотя и делали попытки покинуть лоно церкви и вступить в общину. Нам известно тем не менее, что ваша сестра Аделаида, виконтесса Каркассона, является приверженкой ереси, равно как и чуть ли не все ваши приближенные. Даже в вашей свите, прибывшей в Париж вместе с вами, мы насчитали по девять еретиков на каждые десять человек.
– У них даже мыши в закромах еретички, – рассмеялся брат короля, жадно посматривая на драгоценные цепи Раймона, сверкающие на его окровавленной груди и животе подобно кольчуге.
– Зато в ваших закромах, сир, последняя мышь повесилась от голода, – зашипел в ответ ему тулузский граф.
В тот же день Раймон Шестой был отлучен от церкви. Правда, ему удалось ценой двух своих лучших украшений добиться свободы, и тем из баронов своей свиты и их слуг, которые исповедовали религию еретиков, и вернуться в Тулузу без потерь. Но эта маленькая победа была ничто в сравнении с тем несчастьем, которое обрушилось на его подданных, отринутых вместе с опальным графом святой церковью. И лишенных благословения на эту жизнь и благодати в жизни вечной.
Кто же мог предположить, что это было только начало бед, выпавших на долю Тулузского графства и всего Лангедока в целом?
О том, как Раймону Шестому удалось, приняв удар на себя, предотвратить вторжение Ричарда Львиное Сердце в Тулузу и снять церковную опалу с графства
После того как страшная весть об отлучении добралась наконец до Тулузы и граф Раймон самолично подтвердил ходившие слухи, графство изменилось почти до неузнаваемости. Так, что казалось, будто бы каждый дом в Тулузе оделся в траурные одежды. Повсюду слышался плач. Плакали простолюдинки на улицах, разрывая на себе одежды, они валялись в грязи, зовя Бога и не слыша ответа. Плакали на папертях храмов, разбивая себе головы в земных поклонах. Кто-то от страха и беспризорности подался в секты, кто-то, надев белые одежды, вскрывал себе вены, расставаясь с жизнью.
Отлученным запрещалось справлять любые священные ритуалы, венчаться, крестить младенцев, хоронить. Я сам видел, как одна мать, принеся в храм своего новорожденного ребенка и узнав, что его нельзя принять в лоно церкви, взяла младенца за ноги и разбила его крошечную головку о стену. Она неистово смеялась и плакала.
В замке похудевший и как бы сразу же постаревший Раймон собрал своих баронов, для того чтобы решить, что делать.
Странный вопрос: «что делать?». Нужно было выкладывать деньги, причем немалые.
Министр финансов предлагал поторговаться с Парижем, но мессен Раймон, ударив кулаком по дубовому круглому столу совета, заставил его замолчать.
– Дать придется. Следует выяснить, какой суммой они удовлетворятся, и заплатить, чего бы это ни стоило. В конце концов, пусть знают, с кем имеют дело. Тулуза всегда выплачивала свои долги!
Это была роковая ошибка. Так как после того, как король Франции получил требуемую сумму, а церковь приняла клятвенные заверения графа в верности и преданности, в Париже поняли, что Тулуза с ее богатствами может стать настоящей дойной коровой для господ с севера.
Едва-едва к королю Франции отправились послы от Раймона и других, отлученных сеньоров Лангедока, у ворот Тулузы уже встал со своими белыми рыцарями Английский Лев.
Прославленный герой Третьего Крестового похода и верный сын католической церкви Ричард Плантагенет услышал о бедственном положении Тулузского Раймона и поспешил предъявить свои требования на его земли.
