Майкл Айснер - Крестоносец
«Нет, не может быть. Пожалуйста, Господи».
Я звал Андре, но никто не отвечал. Потом я поднял голову и увидел его.
Андре стоял на парапете, устремив взгляд на север, как будто рассматривал утесы далеких гор, подыскивая подходящий путь, по которому можно будет подняться и уйти за горизонт, подальше от кровопролития в Тороне. Порыв ветра словно наполнил пустоту у меня в животе.
Я снова позвал Андре. Он обернулся и посмотрел мне в глаза отрешенным взглядом. Его мускулистые руки были залиты кровью, белая накидка и лицо испачканы гарью.
— Франциско, — произнес он наконец.
Это обращение больше походило на вопрос, будто он с трудом узнал меня.
Мир переменился — ярость схватки; товарищи, забитые словно скот; легкость и самонадеянность, с которой мы убивали других; бурная радость победы. Надежда и страх, вырвавшиеся на свободу.
— Да, — ответил я. — Я здесь.
Я оставил Андре на парапете и направился к центру башни, туда, где Рамон с несколькими офицерами госпитальеров стояли тесным кружком на коленях. Они подсчитывали потери и обсуждали план дальнейших действий.
Рамон на окровавленных пальцах подсчитывал число убитых товарищей. Тридцать девять рыцарей ордена Калатравы погибли или были серьезно ранены при штурме. Сорок восемь из нас уцелели.
— Христос был милостив к нам, — сказал Рамон.
Сначала он велел нескольким офицерам из числа госпитальеров с помощью пехотинцев унести мертвых и раненых. Потом переключил внимание на битву. Рамон начертил импровизированную карту на каменном полу башни и стал разрабатывать план защиты. Каждый тыкал пальцем в невидимую диаграмму, словно она была нарисована на пергаменте.
— Сарацинам придется бросить основные силы на то, чтобы сдержать наше продвижение, — сказал Рамон. — Мы же не дадим им покоя, чтобы дону Фернандо было легче проникнуть в крепость с востока.
Прежде чем отдать необходимые распоряжения, Рамон еще раз обратил внимание на то, как устроена замковая башня. Он сказал, что в ней есть три входа — три точки, из которых сарацины могут контратаковать. Один вход представляет собой витую лестницу, высеченную в камне, она ведет в недра замка. Два других — лестницы-туннели по обеим сторонам башни, они ведут вниз к галереям, откуда сарацины патрулируют стены и поддерживают связь с другими башнями.
Рамон велел госпитальерам прислать двадцать лучших лучников.
— Поставьте пятерых на защиту каждой лестницы, — приказал Рамон. — Проходы очень узкие; думаю, по этим лестницам не смогут подняться одновременно даже двое, поэтому защитить их будет не сложно. Остальные десять госпитальеров будут обстреливать внутренний двор замка. Рыцари Калатравы отправят своих разведчиков на среднюю лестницу, чтобы проверить оборону сарацин внутри башни. Вопросы есть? — спросил Рамон с таким видом, что никто не осмелился вымолвить ни слова.
Один из госпитальеров поговорил со своим помощником, и тот бросился вниз, чтобы передать приказ Рамона. Не прошло и нескольких минут, как лучники госпитальеров уже поднимались на башню. Они выстроились вдоль парапета и принялись обстреливать внутренний двор замка, задавая сарацинам жару. Мусульманские воины, волоча своих раненых, бросились в укрытие, чтобы спрятаться под арками и колоннами, расположенными по периметру замка. Остальные лучники госпитальеров засели у каждого входа в башню и время от времени стреляли по сарацинам, пытавшимся выяснить, где именно сейчас находятся их враги.
Тем рыцарям Калатравы, кто не расслышал приказов дядюшки Рамона, о нашей миссии сообщили товарищи. Мы собрались в центре башни, вглядываясь в открывавшееся перед нами отверстие. Проход был темным, сверху виднелось лишь несколько первых узких ступеней, которые затем уходили в неизвестность.
Мы раздумывали над сложившейся ситуацией и ждали приказа Рамона спуститься вниз, как вдруг Маркос Вицен торжественно заявил:
— Дядюшка Рамон. Мы с Алехандро хотим первыми войти в этот проход.
Маркос и Алехандро были близнецами, большинство рыцарей даже не могли отличить их друг от друга. В Калатраве Рамон заставлял их носить на запястьях ленточки разных цветов, чтобы знать, кто из них кто. Маркос носил голубую ленту, Алехандро — красную. Однажды Алехандро признался мне, что из-за этих ленточек чувствует себя домашней скотиной, что его отец таким же образом помечал больной или ослабленный рогатый скот.
Мне братья вовсе не казались настолько схожими. У Маркоса щеки были чуть полнее, чем у Алехандро. Во время беседы Маркос смотрел человеку прямо в глаза, а Алехандро всегда опускал взор. Я поведал об этих мелочах Рамону в надежде, что это избавит братьев от ношения ленточек. Рамон добродушно рассмеялся.
— У тебя чувствительная душа, Франциско, — сказал он. — Тебе следовало бы избавиться от такой деликатности, пока мы не прибыли в Сирию.
Однако я заметил, что в следующие два дня Рамон приглядывается к братьям. Спустя неделю после нашего разговора Рамон объявил Маркосу и Алехандро, что им запрещается носить ленточки на запястьях.
Теперь, на башне замка, Рамон удивленно наклонил голову к плечу, глядя на Маркоса. Мы все были немного озадачены таким заявлением — не думаю, чтобы Маркое когда-нибудь вызывался добровольцем, он даже в орден Калатравы попал не по своей воле. У отца Маркоса и Алехандро было четверо сыновей. Старший становился наследником, второго сына отец отдал в церковь, а третьего и четвертого — близнецов — он отправил в армию Христа. В Калатраве было заметно, что воинская служба не очень-то по вкусу братьям: они всегда выполняли свои обязанности, но делали это чисто механически. Стоило нашим инструкторам отвернуться, как Маркос и Алехандро сбавляли темп, в чем бы мы ни упражнялись — в стрельбе из лука, в учебном бою, в беге. Маркосу гораздо больше нравилось играть на флейте, которую он хранил под матрацем.
Несмотря на свою нелюбовь к военной жизни, Маркос вызвался добровольцем сейчас, в Тороне. Воинов, которые в такой ситуации первыми спускались по лестнице, ждала непредсказуемая судьба. Зачастую они становились жертвой, и благодаря им товарищи узнавали о вражеских ловушках — смертоносных амбразурах, сквозь которые сарацинские лучники, оставаясь под прикрытием, обстреливали противника; деревянных лестницах, молниеносно убиравшихся под прикрытием темноты, так что рыцари падали и разбивались о каменные плиты.
Я решил, что, возможно, Маркос получил сильный удар по голове, и это сказалось на его рассудке. А может, в тот жуткий момент, когда осадное сооружение приблизилось к башне, он пообещал служить Господу более отважно в обмен на божественную защиту.
