Густав Эмар - Великий предводитель аукасов
Дон Тадео пожал плечами.
— Мы едем, — сказал Антинагуэль. — Если мой отец даст честное слово, что не станет искать случая к бегству, то он поедет не связанным.
— Будто вы поверите моему слову? Ведь вы сами, кажется, не любите держать данного слова.
— Я, — отвечал предводитель, — бедный индеец, а мой отец кабальеро.
— Прежде чем я отвечу вам, потрудитесь сказать, куда вы меня повезете.
— Я повезу моего отца к моим братьям пуэльхам, где сам хочу скрыться с оставшимися в живых воинами.
Радость озарила дона Тадео, у него была теперь надежда снова увидеть свою дочь.
— Долго ли мы будем ехать? — спросил он.
— Всего три дня.
— Даю слово, что в продолжение этих трех дней я не буду искать случая к бегству.
— Хорошо, — торжественно отвечал токи, — слово моего отца в моем сердце. Я возвращу ему это слово через три дня.
Дон Тадео молча поклонился. Антинагуэль указал на лошадь.
— Когда мой отец будет в силах ехать, мы отправимся.
Дон Тадео вскочил в седло, токи последовал его примеру, и весь отряд быстро поскакал. Чувствуя себя свободным, дон Тадео дышал полной грудью. Эта, хотя и относительная свобода после удушливого плена, в котором он только что находился, радовала его. Он стал спокойнее смотреть на свою участь, и будущее представлялось ему уже не в столь мрачном виде.
Человек так устроен, что может быстро перейти от самого ужасного отчаяния к самой безумной надежде. Если он видит, что у него есть еще несколько дней или даже несколько часов, то начинает строить безумные планы и, наконец, сам начинает верить, что их можно и даже не трудно выполнить. Он пользуется каждым предлогом, чтобы построить воздушные замки, и где-то в самой глубине души он надеется, что случай ли выручит, Бог ли поможет, а его желание осуществится. Так и дон Тадео, незаметно для самого себя, начал придумывать разные проекты бегства. Находясь в руках своего злейшего врага, одинокий, безоружный, в незнакомой стороне, он не таил надежды, что не только сам избавится от плена, но и освободит свою дочь. Мечты эти безумны, но они успокаивают человека, ободряют его и позволяют безбоязненно взглянуть на то, в каком положении он находится.
Индейцы между тем незаметно приблизились к горам, достигнув уже передовых холмов Кордильер. Чем дальше, тем выше становились предгорья. Солнце почти закатилось, когда токи приказал остановиться. Место, которое он выбрал для ночлега, представляло собой узкую площадку на вершине невысокого плоскогорья. Несколько человек разъехались в разные стороны на разведку, другие пошли на охоту. Арауканцы не запаслись съестным по причине быстрого бегства. Из срубленных деревьев сделали завалы. Разложили два костра. Через час возвратились охотники с дичью. Вернулся также разъезд: все было спокойно вокруг. Приступили к ужину. Антинагуэль, казалось, не только не чувствовал ненависти, но даже старался всячески угодить дону Тадео. Вполне полагаясь на слово пленника, токи предоставил ему полную свободу и совершенно не следил за ним. После ужина расставили часовых и все улеглись спать.
Один дон Тадео напрасно старался уснуть. Сидя под деревом, с головой, склоненной на грудь, всю ночь думал он о превратностях судьбы, которые подстерегали последнее время. Мысль о дочери наполняла его сердце печалью. Напрасно он старался обнадежить себя, вполне сознавая теперь всю безнадежность своего положения. Временами он вспоминал о Валентине и Луи: конечно, они станут отыскивать его. Но, несмотря на всю их храбрость, что они могут сделать теперь? Разве вдвоем они в силах освободить его? В таких думах провел дон Тадео всю ночь, ни на минуту не сомкнув отяжелевших век.
Стало всходить солнце. Все пришло в движение, лошади были оседланы, и после завтрака отряд двинулся дальше. День прошел в дороге, без всяких приключений. Вечером опять встали на ночлег по-вчерашнему, на вершине холма. Только теперь арауканцы, уверившись, что опасаться нечего, принимали меньше предосторожностей. Усталость одолела дона Тадео, и он всю ночь проспал как убитый. Еще вечером Антинагуэль послал одного из воинов вперед. Тот воротился поутру, когда отряд готов был тронуться. Видимо, он привез добрые вести, потому что, слушая его донесение, токи несколько раз улыбнулся. Затем, по знаку Антинагуэля, весь отряд пустился в галоп, все более и более углубляясь в горы.
Двадцать вторая глава. АНТИНАГУЭЛЬ ОБЪЯВЛЕН ИЗМЕННИКОМ
Прошло уже два дня, как Антинагуэль соединился со своими мозотонами, которым была поручена донья Розарио. Оба отряда слились в один. Токи сначала думал удалиться в землю пуэльхов. Но проигранное сражение имело роковые последствия для арауканцев. Главнейшие тольдерии были сожжены испанцами, города разрушены, жители убиты или уведены в плен. Кто мог бежать, те бродили в лесах. Когда они узнали, что токи жив и бежал, то соединились и прислали к нему гонцов с просьбою о помощи и с требованием, чтобы он встал во главе войска для защиты границ.
Антинагуэль был очень рад этому движению против врага. Он воспользовался им для усиления своей власти, которая начала уже колебаться. Теперь токи изменил свой маршрут и во главе ста воинов пошел к Биобио, между тем как по его приказанию гонцы рассеялись по всей стране, призывая народ к оружию. Токи, конечно, не мечтал уже об увеличении арауканских владений. Его целью было теперь добиться с оружием в руках мирных условий, не слишком тягостных для его соотечественников. Словом, он хотел по возможности исправить плачевное положение дел. Подойдя к реке, Антинагуэль расположил свой стан у брода через Биобио, на вершине того холма, который занимало несколько дней тому назад его тогда еще многочисленное войско.
Но чилийская граница сильно изменилась за это время. Батарея в восемь пушек была воздвигнута для защиты брода. По берегу ходили испанские патрули, внимательно наблюдая за движением индейцев. Было около двух часов пополудни. Казалось, в стане никого нет, кроме нескольких часовых, которые стояли, опершись на длинные тростниковые копья. Все было тихо. Воины забрались под деревья и в кусты, чтобы спрятаться от палящих лучей солнца.
Вдруг на противоположном берегу раздался звук труб. Ульмен, командовавший передовым отрядом, ответил на вызов толпы звуками трубы и вышел поглядеть, что случилось. Три всадника-парламентера в блестящих мундирах стояли на том берегу, подле них трубач держал знамя. Ульмен также поднял знамя и въехал в реку навстречу всадникам.
— Чего желают предводители бледнолицых? — спросил надменно ульмен.
Один из всадников отвечал:
— Ступай и скажи тому, кого ты зовешь аукасским токи, что один из высших офицеров желает говорить с ним о важном деле.
