Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
— Великий Боже! Что же такое случилось? У вас ужасно мрачное лицо!
— В жизни каждого человека существует нечто, чего он касается неохотно, что он уже похоронил, но от чего сам он не освободится до последнего вздоха.
— Так, значит, красавица Магдалена умерла!
— Все равно что умерла. Не расспрашивайте меня. Тяжело ведь ворошить старые раны.
— Понимаю вас, маркиз. И вам, оказывается, пришлось пережить много горя. Не буду одолевать вас расспросами, а лучше пожелаю вам душевного покоя. Что бы там ни случилось с вами, вы всегда заслуживали того, чтобы провидение спасло и избавило вас от всяких горестей, потому что я до сих пор не встречала дворянина добрее и благороднее вас. Я так рада, что опять вижу вас. Да и покойные ваши родители, их сиятельства маркиз и маркиза, всегда были ко мне так милостивы, когда я у них служила. Ведь я и ко двору-то попала благодаря покойному маркизу, — а я не такой человек, чтобы забыть добро, которое мне сделали.
— Так послушайте же, зачем я пришел. Внизу меня ожидают двое товарищей, — виконт д'Альби и барон Сент-Аманд, — вы ведь их знаете.
— Да, я раньше часто встречалась с ними.
— Нам поручено узнать, как поживает мальчик и повидать его.
— А если управляющий узнает?
— Вы же сказали, что его нет дома.
— Да. Но он поехал верхом влес и каждую минуту может возвратиться, — проговорила старушка.
— Ну, вот мы и воспользуемся этим. Я сейчас позову своих друзей, а вы отведете нас к мальчику. Где он?
— В погребе.
— Как, разве его держат взаперти?
— Управляющий поступает с ним просто бесчеловечно! Он запер бедного мальчика в сырой подвал. Никакие мои просьбы не могли подействовать на Жюля Гри. Это сам демон. До его приезда все было хорошо, но теперь…
— Ну, так ведите же нас в подвал. Я завсе отвечаю! — проговорил маркиз каким-то особенным тоном.
— Это не так легко сделать, как вы думаете. Вы не знаете этого человека. Он держит ключ от подвала у себя в квартире.
— Не бойтесь ничего. Мы добудем и ключ. Мы обязаны сами увидеть мальчика.
— Да уж я знаю, что вы сумеете сделать так, чтобы облегчить жизнь бедному ребенку, — сказала Мариэтта, — я сама его так полюбила, и мне очень тяжело и горько смотреть на все его мучения.
— Так чего же нам еще ждать, — пойдемте скорее!
Мариэтта взяла свечу и вышла из комнаты. Маркиз пошел за ней. Бедная женщина была, видимо, и испугана, и озабочена. Ее мучила мысль, что будет, есливозвратится управляющий и застанет ее с мушкетерами внизу, у мальчика? Тогда он сразу догадается, что она взяла ключ из его квартиры. Мушкетеры уедут, а она останется одна, беззащитная и обреченная жертва жестокого управляющего. Но мысль о возможности облегчить участь мальчика заставляла ее пренебрегать всеми этими соображениями.
Вместе с маркизом она пошла в комнату Гри, затем спустилась вниз.
Маркиз позвал своих товарищей. Молодые люди приветливо поздоровались с Мариэттой, пока та открывала дверь на темную лестницу, спускающуюся в подвал.
— Ведь это просто злодейство! — вскричал виконт, — посадить ребенка в эту темную сырую яму и держать его там на хлебе и воде. И давно он там?
— Да уже несколько месяцев. Сначала один молодой человек, который, кажется, знал и любил мальчика, носил ему чего-нибудь получше, да управитель и это запретил.
— А откуда же он сам-то брал хорошее кушанье и как ухитрялся передавать их мальчику? — спросил маркиз.
— Тут был прежде кастелян, Баптист Раналь, — отличный, добрейший старичок. Он поселился далеко в лесу, чтобы не иметь дела с Гри. Так вот, тот молодой человек у него-то и брал разные мясные кушанья, подавал их мальчику в отдушину в подвале. Только Гри один раз увидел его, страшно разозлился, обещал застрелить его, а ребенка перевел в такое место в подвале, что там его уже никак не достанешь.
Мушкетеры стали расспрашивать Мариэтту о молодом человеке и сразу же узнали по ее описанию своего воспитанника Нарцисса, который все еще странствовал, разыскивая укротителя зверей, Джеймса Каттэрета, чтобы узнать от него что-нибудь о своей матери.
Они, наконец, спустились в темный подвал, в котором страдал несчастный маленький Луи.
Ребенок был до того напуган, что никак не решался подойти к ним. Его свеженькое и веселое личико стало мертвенно-бледным и выражало столько горя и страданий, что не походило на детское.
Вид этого ребенка глубоко тронул мушкетеров. Они не имели права тотчас же наказать управляющего за его злодейство, но каждый в душе дал слово жестоко отомстить ему за все страдания ни в чем не повинного ребенка.
Вдруг наверху, во дворе, раздались тяжелые быстрые шаги. Старая Мариэтта страшно перепугалась. Луи задрожал от страха, быстро бросился в темный угол и притаился там, едва переводя дыхание.
— Управляющий приехал! — в ужасе вскричала старушка.
— Пойдемте с нами наверх! — сказал маркиз, — и не бойтесь ничего.
Подходя к главному входу, они увидели какую-то высокую шатающуюся фигуру с мертвенно бледным лицом и глазами, налитыми кровью.
— Боже мой, Раналь! Что с вами! — вскричала Мариэтта, подбегая к старику, который, видимо, едва держался на ногах.
— Управляющий… в меня … выстрелил… — ответил тот прерывисто.
— Вы ранены?
— Я умираю… он… убил… проклятый!
— Да что же у вас с ним произошло? За что?..
— За то, что я кормил ребенка.
— Проклятие и смерть негодяю! — вскричал Этьенн, не будучи больше в силах сдерживать возмущение. — Я рассчитаюсь с ним сейчас же, будь, что будет!
— Отомстите за меня и за ребенка, — уже угасающим голосом проговорил Баптист и упал на землю.
Милон подбежал и нагнулся над ним. Старый кастелян еще раз глубоко вздохнул и отдал Богу душу.
Мариэтта, не выпуская из рук свечи, опустилась на колени возле тела и тихо шептала молитвы. Между тем Этьенн вышел за ворота замка, чтобы там дождаться Жюля Гри.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I. МАЗАРИНИ
Король Людовик XIII только на полгода пережил своего министра Ришелье: он умер 13 мая 1643 года. Перед смертью, по настоянию Мазарини, Людовик учредил так называемый правительственный совет, который должен был управлять государством вместо его несовершеннолетнего сына.
Мазарини также примирил короля с его братом Гастоном Орлеанским, а несчастная Мария Медичи в то время доживала свои последние дни в Кельне, в крайней бедности.
Анна Австрийская, во-первых, была возмущена в душе действиями Мазарини, вследствие которых власть ускользала из ее рук, а во-вторых, Гастон Орлеанский был ей лично неприятен, ведь она надеялась быть полновластной регентшей.
