Сергей Горбатых - Исполнитель
Прежде чем потерять сознание, Мальцев безразлично наблюдал, как хозяин сняв с него мокрые ботинки и шинель, с трудом потащил его к каменному ложу, покрытыми козинными шкурами.
Проснулся Александр от запаха варенного мяса. Была уже ночь, а может и вечер. На столе тускло горела керосиновая лампа. Старик, сидя на табурете, рассматривал в её скудном свете часы. Он открывал крышку, и когда начинала играть музыка, быстро её закрывал. Старуха длинной ложкой мешала что‑то в чане, и оттуда исходил вкусный запах мяса. Шинель и ботинки Мальцева сушились у печки. Увидев, что юноша проснулся, хозяин показал ему рукой на свободную табуретку. Александр встал, сунул ноги в бесформенные стоптанные фетровые ботинки, стоящие у ложа и пошёл к столу.
– Как себя чувствуешь? – спросил хозяин, не отрывая глаз от часов.
– Уже лучше, – ответил Мальцев, несмотря на то, что все его тело ломило от боли.
Старуха поставила на стол три огромные миски. Затем она, вместе с мужем, принесли и водрузили посередине чан. Тщательно размешав его содержимое, хозяйка наполнила до самых краёв все миски. Старик налил в кружки граппы и молча выпил. Его примеру последовала жена. Александр тоже выпил, до самого дна. Затем взяв ложку из обожённой глины, больше похожую на черпак, стал есть. Как называлось это блюдо он так и не узнал. Большие куски козинного мяса с половинками варенной морковки и целыми луковицами. Язык стал гореть от перца. Хозяева брали зубки чеснока, горкой лежащие на столе и, тщательно натерев им хлеб и присыпав его солью, ели с похлёбкой. Старик налил ещё самогона. Все молча выпили.
– Очень много. Наверное не съем, – подумал Александр, сопровождая горячую и острую похлёбку чесноком.
Съел! В его желудке впервые за много дней появилась заполненность и сытость.
– Спасибо, вам огромное, люди добрые! – поблагодарил хозяев Мальцев и вышел из‑за стола.
Он с трудом добрёл до ложа и упал на козинные шкуры.
– Эй! Эй! – кричал ему кто‑то в самое ухо и тряс за плечи.
Александр открыл глаза. Это был старик.
– Утро уже. Тебе надо уходить, – сказал он.
Мальцев вскочил с ложа. Он чувствовал себя великолепно! Исчезла усталость и боль в теле. Голова была свежей и ясной.
– Одевай свои вещи! Они уже уже не мокрые, – пробурчал хозяин.
И правда шинель была сухая, а вот ботинки чуть влажными.
– Это тебе! – произнёс старик и сунул в руке юноше старый свитер с прожжённой большой дырой на спине, варежки их козей шерсти, маленькую головку твёрдого, как камень, сыра и несколько черствых лепёшек.
– Твою фляжку я наполнил граппой, – предупредил хозяин.
– Спасибо Вам, Дон! И вашей жене! – сказал Мальцев и в пояс поклонился старику.
– Чесноку возьми, – пробурчал в ответ хозяин и стал наполнять карманы шинели Александра головками чеснока.
Александр вышел на улицу. Начинался морозный рассвет в зимних Пиринеях. Он бодро и быстро спустился по крутой тропинке на дорогу. По ней медленно брели тысячи людей.
– Хлюп – хлюп… Чав – чав…
Через два дня, на обеих сторонах дороги, появились стоящие вооружённые солдаты в куцых шинелях и плоских касках.
– Пришли! Французы! – послышались голоса вокруг.
Мальцев осмотрелся вокруг и увидел щит с надписью на французском языке:
"ДЕПАРТАМЕТ ВОСТОЧНЫЕ ПИРЕНЕИ".
Через триста метров мужчин стали отделять от женщин, детей и стариков. Затем было приказано всем, кто имеет оружие, немедленно его сдать.
– Как я хорошо сделал, что оставил мою винтовку в хижине у пастуха! Всё равно сейчас бы пришлось её кидать в эту кучу, – с удовлетворением подумал Александр.
Всех мужчин построили а колонну по четыре и под вооружённым конвоем куда‑то повели.
– А куда это нас, а? – спросил Мальцев у своего соседа слева парня лет двадцати двух с цыганскими чертами лица.
– Как куда? В концлагерь, – грустно ответил тот.
– Какой это концлагерь? – не веря, с ужасом переспросил Александр.
– Ты что не знаешь слово концлагерь? Кон‑цен‑тра‑ци‑он‑ный лагерь! – объяснил ему по слогам сосед.
– Но мы же во Франции… Власти должны нас принять, как политических беженцев… – вслух стал рассуждать Мальцев.
– Политических беженцев не конвоируют… И вообще мы нужны этим французам, как собаке второй хвост, – вздохнул парень.
– Так оно и есть! – поддержал "цыгана" высокий мужчина лет тридцати, шагающий справа.
Настроение у всех было очень подавленное, а Мальцев находился в состоянии шока.
– Может они, эти ребята, ошибаются? Может нас ведут в удобное место, какие‑нибудь казармы, чтобы там разместить?
В дороге давали только хлеб и воду. На четвёртый день пути их загнали на песчаный пляж. С трёх сторон он был окружён колючей проволокой, а с чевёртой – берег лизали морские волны. Ни деревьев, ни бараков… Только песок…
– Вот, Пабло, смотри! – обратился к нему парень с цыганским лицом, которого звали Фернандо, – это есть уютный концлагерь, который как гласит указатель у ворот назывется "Архелес". А ты, друг, мне не верил.
Теперь Мальцев собственными глазами видел, что это была горькая правда. Наступал вечер. Надо было готовиться к ночлегу. Мальцев, Фернандо и его хороший знакомый Сандро, худенький лупоглазый парень, с виду почти мальчишка, решили выкопать пещеру в крутом песчаном откосе. Они работали часа три. Место для сна получилось удобное и сухое. Стемнело. С моря подул сильный холодный ветер. Фернандо закрыл вход в пещеру своим одеялом. Мальцев постелил свою шинель и они втроём легли на неё, тесно прижавшись друг к другу, укрываясь тонким пальтишко Сандро. Перед сном, все сделали по глотку граппы из фляжки Александра.
Утром концлагерь Архелес представлял странную картину. Люди вылезали из выкопанных руками для ночлега пещер и ям и, как чумные, бродили по пляжу в поисках питьевой воды…
Только к вечеру привезли еду. А на следующий день и питьевую воду. Через неделю были доставлены армейские палатки, доски для строительства домиков для охраны лагеря и нужников… Наладили и кормление. На завтрак давали сладкую горячую водичку тёмного цвета, которая именовалась "кофе" и хлеб, а на обед куурузную кашу или варёные бобы, а иногда и рыбу.
– Надо срочно бежать отсюда, – всё время размышлял Александр, – добраться до ближайшей железнодорожной станции для меня не составит никакого труда, ведь язык я знаю хорошо. Только надо немного поупражняться в местном диалекте. Сяду на поезд до Парижа, а там найду наше советское посольство. Приду и расскажу кто я такой и как оказался во Франции. Постой! А вдруг мне там не поверят? Вдруг подумают, что я какой‑нибудь провокатор? И что тогда я буду делать? Но самым страшным для меня будет обвинение в дезертирстве! Погоди, а какой я дезертир? Я выполнил приказ Быкова: доставил машину с ранеными в госпиталь…
