Рафаэль Сабатини - Скарамуш
С лица маркиза сошла улыбка.
— Оскорблена? — тревожно переспросил он.
— Да. Вы же знаете, какая она. Вы знаете, какие идеалы она себе создала. Её задело, что в то самое время, когда вы к ней сватаетесь, вы заводите интрижку с этой девчонкой Бине.
— Откуда вы знаете?
— Она поделилась со своей тёткой. Наверно, бедная девочка в чём-то права. Она говорит, что не потерпит, чтобы её руки касались губы, загрязнённые… Ну, вы понимаете. Представьте себе, какое впечатление произвела подобная вещь на такую чистую, чувствительную девушку, как Алина. Она сказала — уж лучше мне предупредить вас, — что в следующий раз, когда вы поцелуете ей руку, она прикажет принести воды и вымоет её прямо при вас.
Лицо маркиза вспыхнуло, он поднялся. Зная его бешеный, нетерпеливый нрав, де Сотрон был готов к вспышке, но её не последовало.
Маркиз отвернулся от него и медленно пошёл к окну, склонив голову и заложив руки за спину. Остановившись там, он заговорил, не оборачиваясь, и в голосе его звучали одновременно презрение и тоска.
— Вы правы, Шарль, я глупец, безнравственный глупец! У меня осталось довольно разума, чтобы это понять. Наверно, дело в том, как я всегда жил, — мне никогда не приходилось отказывать себе в том, чего желал. — Тут он вдруг резко обернулся: — О, Боже мой! Я желаю Алину так, как ещё никогда никого не желал. Думаю, что убью себя от ярости, если потеряю её из-за собственного безрассудства. — Он стукнул себя по лбу. — Я — скотина. Мне бы следовало знать, что, если эта прелестная святая узнает о моих шалостях, она будет презирать меня. Говорю вам, Шарль, что пойду в огонь, чтобы вновь снискать её уважение.
— Надеюсь, его можно будет завоевать меньшей ценой, — ответил Шарль и, чтобы разрядить обстановку, которая уже начинала докучать ему своей торжественностью, сделал слабую попытку пошутить: — От вас требуется лишь воздержаться от того огня, который мадемуазель де Керкадью не склонна считать очистительным.
— Что до этой Бине, с ней покончено — да, покончено, — сказал маркиз.
— Поздравляю. Когда вы приняли это решение?
— Только что. Как бы я хотел, чтобы это произошло сутки назад. — Он пожал плечами. — Мне за глаза хватило двадцати четырёх часов в её обществе, как хватило бы любому мужчине. Продажная и жадная маленькая шлюха. Тьфу! — содрогнулся он от отвращения к себе и к ней.
— Ах, так! Тем лучше — это облегчает для вас задачу, — цинично заметил господин де Сотрон.
— Не говорите так, Шарль. И вообще, не будь вы таким глупцом, вы бы предупредили меня заранее.
— Может оказаться, что я предупредил вас как раз вовремя, если только вы воспользуетесь моим предостережением.
— Я принесу любое покаяние. Я упаду к её ногам, я унижусь перед ней. Я признаю свою вину в чистосердечном раскаянии и, с Божьей помощью, постараюсь исправиться ради этого прелестного создания. — Слова его звучали трагически-серьёзно.
Для господина де Сотрона, который всегда видел маркиза сдержанным, насмешливым и надменным, это было поразительным открытием. Ему даже стало неприятно, как будто он подглядывал в замочную скважину. Он похлопал приятеля по плечу:
— Мой дорогой Жерве, что за романтическое настроение! Довольно слов. Поступайте, как решили, и, обещаю вам, скоро всё наладится. Я сам буду вашим послом, и у вас не будет причин жаловаться.
— А нельзя мне самому пойти к ней?
— Вам пока разумнее держаться в тени. Если хотите, можете написать ей и выразить своё искреннее раскаяние в письме. Я объясню, почему вы уехали, не повидав её, — скажу, что это сделано по моему совету. Не волнуйтесь, я сделаю это тактично — ведь я хороший дипломат, Жерве. Положитесь на меня.
Маркиз поднял голову, и Сотрон увидел лицо, искажённое болью. Протянув руку, господин де Латур д'Азир сказал:
— Хорошо, Шарль. Помогите мне сейчас — и считайте своим другом навек.
Глава XI. СКАНДАЛ В ТЕАТРЕ ФЕЙДО
Предоставив приятелю действовать в качестве своего полномочного представителя и объяснить мадемуазель де Керкадью, что только искреннее раскаяние вынудило его уехать не простившись, маркиз укатил из Сотрона в полном унынии. Для человека с таким тонким и взыскательным вкусом суток с мадемуазель Бине оказалось более чем достаточно. Он вспоминал об этом эпизоде с тошнотворным чувством — неизбежная психологическая реакция, — удивляясь тому, что до вчерашнего дня она казалась ему столь желанной, и проклиная себя за то, что ради такого ничтожного и мимолётного удовольствия он поставил под угрозу свои шансы стать мужем мадемуазель де Керкадью. Однако в его расположении духа нет ничего странного, так что я не буду на нём задерживаться. Причина гнездилась в конфликте между скотом и ангелом, которые сидят в каждом мужчине.
Шевалье де Шабрийанн, бывший при маркизе чем-то вроде компаньона, сидел напротив него в огромном дорожном экипаже. Их разделял складной столик, и шевалье предложил сыграть в пикет. Однако маркиз, погружённый в раздумье, не был расположен играть в карты. В то время как экипаж громыхал по булыжной мостовой Нанта, он вспомнил, что обещал мадемуазель Бине посмотреть её сегодня вечером в «Неверном возлюбленном». А теперь получается, что он бежит от неё. Мысль эта была невыносима по двум причинам: во-первых, он нарушил данное слово и ведёт себя как трус. Во-вторых, он дал повод этой корыстной маленькой шлюхе — так он теперь мысленно называл её, и не без оснований, — ожидать от него помимо полученного щедрого вознаграждения прочих милостей. Она почти выторговала у него обещание устроить её будущее. Он должен взять её в Париж, предоставить дом, полностью обставленный, и при его могущественном покровительстве двери лучших столичных театров распахнутся перед её талантом. К счастью, он не связал себя никакими обязательствами, однако и не отказал. Теперь необходимо договориться, поскольку он вынужден выбирать между мелкой страстишкой, которая уже угасла, и глубокой, почти бесплотной любовью к мадемуазель де Керкадью.
Маркиз решил, что честь велит ему не медлить и избавиться от ложного положения. Конечно, мадемуазель Бине устроит сцену, но ему хорошо известно лекарство от подобного рода истерик. В конце концов, деньги имеют свои преимущества.
Он потянул за шнурок. Экипаж остановился, у дверцы показался лакей.
— В Театр Фейдо, — приказал маркиз. Лакей исчез, и экипаж покатил дальше. Господин де Шабрийанн цинично рассмеялся.
— Я бы попросил вас умерить ваше веселье, — отрезал маркиз. — Вы не поняли, — И он объяснился, что было редким снисхождением с его стороны. Сейчас он не мог допустить, чтобы его превратно поняли. Шабрийанну передалась серьёзность маркиза.
