Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
— Герр фельдфебель, зачем вы позорите меня! Теперь чекисты будут считать меня истеричной барышней, — протестует Димпер.
— Нет, Кристиан! Именно после этого случая мы стали считать вас людьми! — кладет ему руку на плечо Серега.
Он знает, чем началась и окончилась эта история, я рассказывал ее на первом допросе у Лагодинского.
Но давайте вернемся к нашим баранам.
— А еще была какая-то романтичная история, что вместо прошения о помиловании Терлоев подал заявление со словами: «Я решил встать во главе освободительной борьбы моего народа!»
— Ага, романтик с большой дороги. Всюду распространял слухи, что Советская власть проводит политику геноцида кавказских народов. А на гербе своей партии изобразил горца, режущего шашкой свинью, да еще пояснил, что под свиньей имеются в виду русские гяуры!
Понабирал в свои банды дезертиров и уголовников, вот они и начали бороться за «святое дело свободы»: грабили магазины и сберкассы, вырезали русские и еврейские семьи, охотились на небольшие группы и одиночных военнослужащих.
— Тогда почему Советы не подавили это восстание в самом зародыше?
— У Терлоева всюду были свои люди. Его агентом был даже сам министр внутренних дел ЧИ АССР Албогачиев. Многие из руководства только делали вид, что преследуют бандитов, а на самом деле сотрудничали с ними. Помните, как 17 августа вы совместно с бандитами Шерипова легко разгромили Шароевский райцентр?
— Да, нас тогда просто поразило практически полное отсутствие сопротивления!
— Так вот, благодарить за свою легкую победу вы должны начальника отдела по борьбе с бандитизмом ЧИ АССР подполковника ГБ А. Алиева, лично приказавшего их роте (он кивнул на Сергея) накануне уйти из аула. И он же помешал нам поймать вашу группу.
В общем, биография Терлоева очень похожа на биографию Майрбека Шерипова. Надеюсь, и кончит так же! — закончил свой рассказ Владимир.
* * *Беда подкралась незаметно. Вскоре мы получили из центра радиограмму, что надо готовиться к встрече очередного десанта абверовцев.
Встретим по всем канонам кавказского гостеприимства! Они получат свинцовое угощение, которое вряд ли смогут переварить! — расхохотался Ахмет. Мы не станем стрелять по своим! — сразу резко встал на дыбы Гюнтер. Даже если опять пришлют таких негодяев, как ваши Хайнц и Шмеккер? — прищурился Петров.
Мы должны сообщить в центр координаты для лучшей высадки десанта: место выбирает сам Лагодинский — это окрестности аула, недавно освобожденного красноармейцами от банды.
Примерно треть всех сброшенных с парашютами энкавэдэшники расстреляли еще в воздухе. Но большая часть диверсантов во главе с командиром сели в стороне и смогли выскользнуть из окружения.
Черт побери! Никогда не думал, что подобное сообщение так расстроит нас. Да не в плане того, что почти всех расстреляли. Все убитые при жизни были отменными подлецами, неоднократно участвовали в карательных акциях, и мы согласились со справедливостью возмездия. Нас больше беспокоили ускользнувшие. Они могли информировать Центр о произошедшем, и у командования вновь могли ожить подозрения по поводу нашей благонадежности. Чем грозило это нашим семьям в Германии, вы уже знаете. Ситуация была такова, что наши родные оказались в роли заложников. Причем эта карта была козырной не только в руках гестапо. Мы, конечно, старались не сомневаться в порядочности товарища Лагодинского. Страшно было сомневаться. Если бы он отдал приказ стрелять по десанту, мы бы его выполнили. Но он был мудрый человек и не стал испытывать нас на верность.
Однако через одно испытание мне все-таки пришлось пройти. Один из парашютистов схвачен, и вновь в роли переводчика предстоит быть мне. Конвоир вводит здоровенного детину в разорванной униформе ротенфюрера СС и с синяком под глазом.
— Спроси, как его зовут? — командует Чермоев.
Пленный настороженно вслушивается в мою речь и спрашивает: «Ты немец?»
— Да.
— Тогда какого черта ты здесь делаешь? Ты коммунист?
— Кончайте болтать между собой, — возмущается Чермоев. — Пусть отвечает на вопрос!
— Меня зовут Фриц Швейффер! — заявляет пленный. — Я солдат СС, член Национал-социалистической партии и больше ничего не скажу тебе, большевистская свинья!
Ничего себе экземплярчик! Ну и как это перевести?!
— Он сказал, что его зовут Фриц Швейффер и он солдат СС, — нахожу компромисс я.
Но Чермоев по тону явно чувствует, что тут что-то не так.
— А дальше что он сказал? — тянет он угрожающим голосом. — Вы что, оба собираетесь дурачить меня?!
— Ну, это непереводимый немецкий фольклор, — мнусь я.
— Переводи все! — орут мне оба на двух языках. Вот уж попал между двух огней!
Да пошел этот Фриц к черту. Хочет повыпендриваться перед чекистом — пожалуйста! Посмотрим, насколько его хватит. Монотонным голосом перевожу все их фразы и цветистые выражения. Стандартный набор: Чермоев матерно кроет Гитлера и фашистов, а эсэсман с непередаваемой гордыней говорит о силе германской армии, которая гнала РККА до Волги и до Кавказа.
Кстати, большей части десанта удалось оторваться от преследования НКВД именно благодаря Фрицу; он прикрывал отход своих, отстреливался до последнего патрона, затем сражался врукопашную с навалившимися на него чекистами.
— Сволочь, пятеро наших бойцов из-за него погибли! Своими бы руками придушил! — злится Чермоев.
А эсэсовец только смеется ему прямо в глаза, словно нарочно доводя чекиста до белого каления.
— Я же, — говорит, — не виноват, что вы погнали своих солдат прямо под мои пули! Что же вы, как грамотный командир, не послали их в обход с флангов!
А потом Аслан его чуть прямо в кабинете не пристрелил, когда ротенфюрер начал рассказывать о своих подвигах в борьбе против белорусских партизан. Кстати, по сути своего задания Фриц так ничего и не сказал.
К обеду вернулся из рейда Петров, и они с капитаном взялись за нациста уже вдвоем.
Майор сказал, что «это зрелище не для маленьких детей», и выпроводил меня. Через несколько часов я услышал два пистолетных выстрела в задней части крепости.
Я смог увидеть обоих чекистов только глубоким вечером. Они пришли в обнимку и слегка покачиваясь от выпитого. Но заканчивать пьянку пока не собирались. Послали Нестеренко сбегать к Никитичне еще за парой бутылок самогона и усадили нас пить вместе с собой. Потом к нам присоединились еще пара русских, притащили сало и вареную картошку на закуску.
— Не стесняйся, ешь, — резал мне толстые ломти хлеба и сала Петров, — ты еще пацан, тебе сил набираться надо.
