Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Лыжина Светлана

Исполнить такие желания было почти невозможно, но исполнить одно подобное Шехабеддину всё же удалось - когда Мехмед, уже тринадцатилетний, случайно наткнулся на суфийскую поэзию*, но наставники не позволили султану в неё углубиться, поскольку она о любви, понятной лишь взрослым.

_____________

* Суфизм - философское течение в исламе, называющее основой веры страстную любовь к Аллаху, похожую на опьянение. В то же время поэты-суфии сочиняли стихи не только о любви к Аллаху, но и о страстной земной любви.

_____________

Не считаясь с мнением учителей, евнух тайно привёл во дворец молодого дервиша-суфия, и тот весь вечер читал Мехмеду стихи весьма взрослого содержания. Султан был в восторге, но великий визир Халил, узнав о происходящем, велел схватить и казнить дервиша, нисколько не считаясь с мнением "своего повелителя" и таким образом положил начало вражде с Мехмедом.

Шехабеддин к тому времени и сам уже недолюбливал Халила, который мог бы помогать "новому султану" управлять державой, но вместо того слал письма Мурату, докладывая обо всех промахах и ошибках Мехмеда, которые в таком возрасте просто неизбежны.

Халил стремился вернуть Мурата на трон и в итоге добился цели, а Мехмед снова отправился в отдалённый дворец, в котором жил до того, как Мурату пришла в голову нелепая мысль взвалить на сына тяжёлое бремя власти.

Мехмед снова оказался на троне после отцовой смерти и уже не мальчиком, а юношей - когда исполнилось девятнадцать. Но когда окончилось первое правление, никто ещё не знал, как скоро начнётся второе. В день отъезда Мехмед спросил:

- Шехабеддин-паша, мы ещё увидимся?

- Если Аллах пожелает, то обязательно, мой повелитель, - ответил евнух.

- Не называй меня так, - вздохнул Мехмед и потупился. - Я уже не султан и, значит, не повелитель. - Он искренне считал себя виноватым, что не справился с управлением державой и разочаровал отца.

Евнуху хотелось его утешить и объяснить, что никакой вины нет, но на объяснения не было времени, поэтому Шехабеддин позволил себе вольность: он крепко обнял мальчика так, как обняла бы любящая мать перед дальней дорогой, и прошептал в ухо:

- Ты по-прежнему мой повелитель. Не огорчайся. Ты вырастешь и добьёшься всего, чего захочешь. Просто наберись терпения, подожди. И я тоже буду ждать. Ждать, когда снова смогу послужить тебе.

В тот день евнуху действительно казалось, что они с Заганосом воспитывали не наследника престола, а собственного сына. Заганос стал ему отцом, а он, Шехабеддин, стал матерью. Но вот сына решили увезти...

Евнух готов был плакать, словно женщина, а рядом не было Заганоса, чтобы утешить, потому что Заганос не без помощи Халила впал в немилость у старого султана Мурата и был отправлен в ссылку. Заганосу было велено жить в своём поместье в Анатолии*, а в столице не показываться.

_____________

* Анатолия - азиатская часть Турции.

_____________

"Будь ты проклят, Халил!" - думал Шехабеддин и за многие годы не забыл то горькое время. Он полагал, что за каждую горькую минуту Халил должен заплатить, поэтому с тех пор, как Мурат умер, а Мехмед обрёл власть во второй раз, евнух неустанно стремился сравнять счёт. Золото румов, спрятанное в рыбьих брюхах, стало ещё одной возможностью поквитаться, и евнух собирался использовать её как можно скорее.

"Мехмед должен узнать. И узнать сегодня же!" - говорил себе евнух, следуя в носилках во дворец. Пусть время перевалило за полдень, но для султана день только начался, так что времени на рассказ было довольно. Юный султан Мехмед любит вставать поздно и ложиться поздно, хотя для мусульманина это распорядок необычный.

* * *

Шехабеддин помнил дни, когда султаном был Мурат. Евнухам полагалось будить Мурата на рассвете, чтобы повелитель успел совершить молитву до восхода солнца, а Мехмед, обретя власть, поначалу тоже следовал этому правилу, но затем приказал, чтобы на рассвете его не будили. В дни, когда заседал диван или устраивались большие празднества, следовало будить не ранее, чем за час до начала, а в дни, когда диван не заседал и празднеств не проходило, не следовало будить вообще: евнухи, заранее приготовив господину умывание и одежду, должны были ждать звона колокольчика.

В день, когда Шехабеддин собирался рассказать повелителю о проступке Халила, не было заседаний и празднеств, поэтому султан встал поздно. Затем его одели, подали утреннюю трапезу, и вплоть до конца обеда Мехмед собирался провести время в своих покоях. В первую половину дня он обычно слушал, как ему читали занятные книги, занимался стихосложением или принимал "приятных посетителей", то есть тех, чьё присутствие так или иначе развлекало.

Часто Мехмеда посещали даже невольницы из гарема, если ему не хотелось самому идти в гарем и вести там беседы, слушать песни, смотреть танцы. Юный султан не обременял себя этим, если желал видеть определённую женщину, и потому просто приказывал евнухам, чтобы её незаметно привели.

В "приятные" часы Шехабеддину нечего было и думать о том, чтобы рассказывать повелителю что-либо неприятное. Разве только во время обеда, обычно проходившего так же уединённо, как и утренняя трапеза. Но новость должна была оказаться срочной. Иначе Мехмед спросил бы:

- Не мог рассказать позднее? Зачем испортил трапезу?

После обеда султан посвящал время не очень приятным, но нужным делам: слушал доклады, принимал просителей, подписывал бумаги. Последнее иногда затягивалось до ночи, ведь с каждой бумагой надо было ознакомиться, а покойный Мурат перед кончиной уделял очень мало внимания подобным вещам. Бумаг накопилось множество, и пусть со времени его смерти прошло уже полтора года, это наследство нерешённых дел всё никак не кончалось.

Занятие бумагами прерывалось на ужин и прогулку по саду, а когда наступала ночь, Мехмед, раздражённый множеством неурядиц, с которыми приходилось разбираться, не мог и не хотел спать. Он либо навещал гарем, чтобы успокоиться в женском окружении, либо приказывал евнухам, чтобы пригласили кого-то из "приятных посетителей", принесли вино и лакомства.

Получалось, что Шехабеддин мог сообщить свою новость о золоте румов лишь в период, когда султан считался наиболее занятым: после обеда, но ровно до того момента, пока султан не решит, что хватит дел на сегодня: "Как только мысли Мехмеда вернутся к приятному, он не сможет выслушать неприятную новость без досады на того, кто её принёс". А ведь Шехабеддину вовсе не хотелось заслужить, пусть и в более мягкой форме, участь гонца, принесшего плохую весть.

"Хорошо, что сегодня Халил не собирается на доклад, - думал Шехабеддин. - Так задача ещё более усложнилась бы". А впрочем, если бы великий визир явился, евнух не побоялся бы пробиться на приём прямо перед Халилом, чтобы шепнуть Мехмеду на ухо: "Повелитель, мой долг сообщить тебе, что минувшей ночью я узнал нечто неприятное о человеке, которого ты сейчас собрался слушать".

К сожалению, невозможно было сказать наверняка, как станут развиваться события. Всё зависело от настроения Мехмеда. Именно за этим следовало следить, как мореход следит за ветром, поэтому, прибыв во дворец, Шехабеддин первым делом осведомился у своего заместителя, чем сейчас занят султан.